Михаил Шолохов - Том 4. Тихий Дон. Книга третья

На самом же деле повстанцев было не 15 000 человек, а 30 000-35 000, причем вооружение их в апреле — мае составляло не «несколько пулеметов», а 25 орудий (из них 2 мортирки), около 100 пулеметов и по числу бойцов почти полное количество винтовок. Кроме этого, в конце раздела, посвященного характеристике Верхнедонского восстания, есть существенная неточность: оно (восстание) не было, как пишет т. Какурин, подавлено в мае, на правом берегу Дона. Красными экспедиционными войсками была очищена территория правобережья от повстанцев, а вооруженные повстанческие силы и все население отступили на левую сторону Дона. Над Доном, на протяжении двухсот верст, были прорыты траншеи, в которых позасели повстанцы, оборонявшиеся в течение двух недель, до Секретевского прорыва, до соединения с основными силами Донской армии ( М. Ш. )». («Октябрь», 1932, № 7, стр. 11.)

Значительная часть верхнедонского казачества выступила против советской власти благодаря усиленной провокационно-подрывной деятельности кулаков и белогвардейцев, демагогическими речами о любви к родине обманувших народные массы. Впоследствии писатель следующими словами характеризовал вожаков и «деятелей» контрреволюционного лагеря на Дону: «Говорили о любви к родине и в годы гражданской войны. Говорили, в частности, и атаман Краснов и прочие подобные ему политические пройдохи, говорили и одновременно приглашали на донскую землю немецких оккупантов и потом так называемых «союзников» — англичан и французов. Говорили о любви к родине и одновременно торговали кровью казаков, обменивали ее на предметы вооружения для борьбы с советской властью, с русским народом. История проверяет людей на деле, а не на словах. История проверяет, в какой мере существует у человека любовь к родине, какая цена этой любви. Истинную любовь к отчизне кощунственно топтал Краснов и прочие продажные мерзавцы, вероломно обманывавшие трудящееся казачество и вовлекавшие его в гражданскую войну» (М. Шолохов , Речь перед избирателями. Сборник «Мастера искусств — депутаты Верховного Совета СССР», М. 1938, стр. 40).

В письме к А. М. Горькому от 6 июня 1931 года из станицы Вешенской Шолохов указывал: «Восстание казаков на верхнем Дону возникло в результате перегибов по отношению к казаку-середняку». Шолохов, как художник, верный исторической правде, стремился последовательно, до конца раскрыть в своем романе причины, приведшие к восстанию.

Сложность замысла, отсутствие необходимых исторических материалов надолго задержали работу над третьей книгой романа. Писатель приступил к ней сразу же после окончания второй книги в 1928 году (отрывок первой главы третьей книги под заголовком «Казачья «Война и мир» появился в ростовской газете «Молот», 28 декабря 1928 года). Отчасти задержка произошла в силу того, что одновременно с третьей книгой писатель работал над первой частью своего нового романа «Поднятая целина».

Шолохов вновь и вновь возвращался к совершенно законченной, казалось бы, рукописи, улучшал ее и не торопился печатать. «Хочу поставить тебя в известность, — писал он 3 октября 1929 года ростовскому литератору А. Бусыгину, — что в этом году печатать в «Октябре» «Тихий Дон» я не буду. Причина проста: я не смогу дать продолжение, т. к. седьмая часть у меня не закончена и частично перерабатывается шестая» (Архив Института Мировой литературы им. А. М. Горького, П. 68, 1051).

Весной 1931 года третья книга «Тихого Дона» была завершена в передана для публикации в журнал «Октябрь». Однако Шолохову вновь пришлось столкнуться с большими препятствиями. Некоторые работники журнала, не поняв основной идеи новой книги, требовали от писателя значительных сокращений.

В письме к А. М. Горькому от 6 июня 1931 года Шолохов указывал: «В шестой части я ввел ряд «щелкоперов от советской власти» (парень из округа, приехавший разбирать конфискованную одежду, отчасти — обиженный белыми луганец, комиссар Девятой армии Малкин — подлинно существовавший и проделывающий то, о чем я рассказал устами подводчика-старовера, члена малкинской коллегии — тоже доподлинный тип, агитировавший за социализм столь оригинальным способом) для того, чтобы, противопоставив им Кошевого, Штокмана, Ивана Алексеевича и др., показать, что эти самые «загибщики» искажали идею Советской власти».

Рапповские критики и редакторы не поняли этой сложнейшей задачи, стоявшей перед писателем. Шолохов замечал в том же письме: «Некоторые «ортодоксальные», «вожди» РАППа, читавшие шестую часть, обвинили меня в том, что я будто бы оправдываю восстание, приводя факты ущемления казаков верхнего Дона. Так ли это? Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествовавшую восстанию…» И далее: «Непременным условием печатания мне ставят изъятие ряда мест, наиболее дорогих мне (лирические куски и еще кое-что). Занятно то, что десять человек предлагают выбросить десять разных мест, и если всех слушать, то три четверти нужно выбросить… Буду с большим нетерпением ждать от Вас письмо или телеграмму. Изболелся я за эти полтора года за свою работу и рад буду крайне всякому Вашему слову, разрешающему для меня этот проклятый вопрос».