Алексей Шубин - Доктор Великанов размышляет и действует

Плотник ушел, а через полчаса появился запыхавшийся Санька.

— Дядька где? — спросил он, наспех поздоровавшись с доктором.

— На Костин кордон пошел, а тебе ждать велел.

— Ладно, подожду.

Саньке, по живости натуры, не терпелось поболтать.

— Правда, дяденька, говорят, что вы доктор?

— Правда.

— Значит, все лечить можете?

— Все не все, а кое-что могу.

— Ежели руку снарядом оторвет, кровь остановить можете?

— Сумею.

— А ногу?

— Тоже сумею.

— А если в самое сердце пуля попадет, а вы близко с инструментом будете, тоже помогнуть сумеете?

— Это уж навряд ли… Кстати, говорить нужно не «помогнуть», а «помочь».

Доктор Великанов был щепетилен в отношении чистоты языка.

Санька на поправку не обиделся.

— Ну помочь, — согласился он. — А какая рана опаснее: осколком или пулей крупнокалиберной?

— Этого я не знаю.

— А Ульяна Ивановна намедни говорила, что вы все знаете. Правда, что у вас книг было больше, чем здесь бревен?

— Даже значительно больше, — улыбнулся доктор.

— Сочинение Пушкина было?

— Было.

— А про Щорса?

— Про Щорса не было.

— А теперь книг вовсе нет?

— Нет…

— Жалко!

— А ты в каком классе учишься? — поинтересовался доктор.

— В пятом учился, пока школа была.

— И хорошо учился?

Санька по каким-то соображениям пропустил вопрос мимо ушей, переведя разговор на другой предмет.

— Чудная у вас фамилия: Ве-ли-ка-нов!

— Чем же чудная?

Санька хотел сказать, что она доктору не подходит, но постеснялся.

— И у меня чудная, — чтобы выпутаться из положения, сказал он. — Черезов. У нас полсела Черезовы. А что значит — Черезов — вовсе непонятно… А еще у меня кличка есть.

— Какая же?

— Санька-Телефон.

— Почему же тебя телефоном назвали?

— Так уж назвали…

Их разговор прервал приход Василия Степановича.

Отозвав племянника к двери, он сказал ему что-то такое, что заставило Саньку исчезнуть с быстротою молнии.

— Ну? — спросил доктор.

— Теперь все в порядке, — ответил Василий Степанович.

Было далеко за полночь, когда откуда-то издалека донеслись звуки чистой автоматной и пулеметной стрельбы и несколько взрывов. Бой продолжался часа полтора, потом все стихло.

Утром, комбинируя услышанные отрывки немецких фраз, доктор получил представление о ночных событиях.

Немецкий карательный отряд имел четкие сведения о местонахождении партизан. Разделившись на две группы, немцы неминуемо должны были замкнуть их в кольцо. Но ход хорошо задуманной операции с самого начала был расстроен. Партизаны оказались вне кольца и внезапно напали с тыла на часть отряда, двигавшегося от Ельникова хутора. Они уничтожили часть карателей и захватили несколько пулеметов.

В сарай, подобно буре, ворвался сам обер-лейтенант Густав Ренке.

— Семь унд десять крейст, унд дьевьять фюр офицер, унд ейне пальшой висильца!..

Плотника и подручного это приказание оглушило, точно громом.

Первым обрел дар речи доктор Великанов.

— Только не это! — воскликнул он. — Что угодно, но не это! Гроб, крест для них — это я еще могу помочь, но это… Пусть лучше вешают меня самого!

Василий Степанович был взволнован не меньше доктора Великанова, но, не обладая его красноречием, высказался проще и лаконичнее:

— А ты думаешь, я буду?

После первого взрыва чувства оба задумались. Прежде всего необходимо было узнать — что, собственно, произошло. Эту задачу помогла разрешить происходившая во дворе комендатуры кутерьма.

Немцы схватили и привезли в Большие Поляны показавшихся им подозрительными четырех колхозников и учительницу из села Солонцы. Приговоренные в ожидании расправы были брошены в школьный подвал.

Все дома рядом со школой были забиты эсэсовцами, а под липой образовался целый клуб офицеров карательного отряда.

Дело готовилось нешуточное — речь шла об окружении всего северо-восточного участка леса.

Этой новостью доктор Великанов поделился с Василием Степановичем. Тот опрометью кинулся из сарая.

Оставшись один, доктор снова занял свой наблюдательный пост, откуда было видно все происходившее во дворе комендатуры и куда доносились обрывки офицерских разговоров.

Скоро он установил, что всеми делами вершил высокий, худощавый, немолодой эсэсовец, по-видимому, очень важный. Заняв кабинет обер-лейтенанта Ренке, он гонял его, как мальчишку.

Было уже часа два пополудни, когда Великанов увидел высокого эсэсовца совсем близко. Прямой, как жердь (черная форма подчеркивала его выправку), он шел, вернее, шествовал к заманчивой липе в сопровождении толстого краснорожего полковника — командира мототанковой части. Демонстрируя почтительность и внимательность, последний то и дело по-собачьи подкатывался под ноги величественного спутника, ловя его редкие каркающие слова.