Александр Рекемчук - Молодо-зелено

Вдруг фары нащупали что-то впереди, уткнулись во что-то. Машина остановилась.

Водитель распахнул дверцу, высунулся из кабины и заорал:

— А ну, давай! Освободи проезд! Раскорячился тут!..

Николай вгляделся. Впереди на дороге, в мутном свете направленного луча он увидел угольник. Угольник-снегоочиститель.

Это сооружение похоже на букву А, если букву А положить плашмя на дорогу. В голове буквы движется трактор-тягач. Он волочит за собой, две бревенчатых ноги, меж ними распорка. Ноги раскинулись во всю ширину дороги — от кювета до кювета. Они срезают с дороги лишний снег и тяжестью своей трамбуют накат. Там, где прошел угольник, остается чистое, ровное, сияющее глянцем белоснежное шоссе. Лети по нему во весь опор!..

Но это еще не все. У стыка бревенчатых ног, позади трактора устроена будка. В будке — железная печка и некий запас дров. Подле печки сидит человек, греется, кипятит чай и жарит картошку. Поскольку ехать на угольнике — очень долгая музыка. Скажем, дано производственное задание: привести в порядок дорогу от Курьи до Джегора. От Курьи до Джегора девяносто один километр. А трактор с угольником движется по дороге со средней скоростью восемь километров в час. Стало быть, на все это дело уйдет полторы рабочих смены, а то и больше. Поневоле захочется чаю в пути. Захочется картошки.

Тракторист сидит в своем тракторе и обеспечивает поступательное движение. А его напарник (тот, который сидит на угольнике и греется у печки) — у него другие функции. Он ест картошку и наблюдает, что делается на дороге впереди и позади угольника. Ведь по этой же самой дороге, с утра до вечера, взад и вперед, ездят автомашины. С угольником им никак не разъехаться. И вот, завидев машину, напарник бросает ложку, соскакивает на ходу с угольника и вынимает из буквы А поперечную распорку. Ноги буквы А сами собой складываются, и встречная или же попутная машина проезжает мимо. Тогда распорка опять вставляется между ног, и угольник движется дальше, выполняя производственное задание.

Надо заметить, что эта работа — вынимать и вставлять распорку — весьма хлопотливая. И тоже нервная работа. Но люди, работающие на угольнике, относятся к своему делу спокойно. С шоферами не лаются. Возможно, в отделе кадров специально подбирают для этой работы спокойных людей, у которых нервы в порядке.

Что же касается шоферов, то они отвека не яадят с персоналом угольника, выскакивают из кабин, машут руками, тычут в нос персоналу часы. И напрасно. Ведь это именно для них, для шоферов, для их удобства и высокого километража, ездит угольник от Курьи до Джегора и обратно и шлифует дорогу.

— А ну, давай! Освободи проезд!.. Водитель самосвала с грозным видом, будто прокурор, наблюдал, как напарник тракториста вынимает распорку, как он хлопочет, как он старается сделать все побыстрее.

— Раскорячился тут!.. — прикрикнул сердитый водитель. И сел к рулю.

Поехали.

Но через десять минут езды самосвал снова встал посреди дороги. Но на этот раз на дороге — ни спереди, ни сзади — не было видно угольника, не было видно никаких посторонних причин. И водитель уже не ругался.

Он подошел к заднему скату, пнул в него сапогом, поскреб затылок и полез в кабину — за домкратом. Вид у него был по-прежнему сердитый, но уж не столько сердитый, сколько огорченный.

— Давай помогу, — предложил Николай, вылезая следом из машины.

— Иди ты, знаешь куда… — буркнул в ответ шофер.

Он приладил домкрат и навалился на рукоять всем телом. Чуть вздыбился кузов.

Было уже совсем темно. Все какие есть звезды уже высыпали в небо. Из-за леса взошла луна и опоясалась светящимся кругом. Тяжелел мороз. Накалялся до белого каления. Он пек лицо. И хотя стояло безветрие, стужа пронизывала насквозь, пробирала до костей. Кости становились ленивыми, неповоротливыми, кровь в жилах — густой и сонливой.

Бывает мороз человеческий: его человек терпеть может, и он даже не во вред человеку, скорее он даже для человека полезен. Но это уже был нечеловеческий мороз — зверский, что ли.

А водитель самосвала елозил коленями по снегу у заднего ската, голыми руками отвинчивал гайки и складывал их в строгом порядке на снег.

— Давай помогу, — предложил Николай Бабушкин.

— Иди ты, фнаешь фуда… — шевельнул озябшим ртом водитель.

Но, очевидно, ему уже было невмоготу. Рукам его было уже невмоготу. Он принес из кабины кипу нечесаной пакли, плеснул на нее бензинчиком и зажег — прямо на снегу. Тотчас же вокруг огня потемнело, запузырилось, потекло. А водитель сунул руки в пламя, пограбастал заиндевевшими пальцами и снова ухватился за жгучий металл колеса. Свинтил еще одну гайку — и руки в пламя…