Александр Чаковский - Свет далекой звезды

— Вот! — воскликнул Завьялов, с силой опуская ладонь на маленький белый конверт, точно он был бабочкой, готовой каждую секунду улететь.

— Вот видите, как все просто, — с улыбкой сказала Коростылева, — Ну, уберите же руку, давайте посмотрим, что здесь написано.

Завьялов схватил конверт и поднес его к глазам. Крупным, каллиграфическим почерком на нем было выведено: «Первомайское соревнование. И. Иванов».

— Что же это значит? — недоуменно спросил Завьялов, передавая конверт Коростылевой.

Ему показалось, что она разглядывает надпись необъяснимр долго, — Гм-м, — сказала наконец Коростылева, — странно…

— Что, что «странно»? — нетерпеливо спросил Завьялов. Коростылева молчала. Она раскрыла пакет, вынула маленький, короткий обрезок фотоленты и стала разглядывать его на свет.

— Все правильно, — сказала она наконец, — вот посмотрите.

Да, это было то самое изображение, — Завьялову достаточно было поднести ленту к глазам, чтобы все сомнения исчезли.

— Но где же это снято, где?! — воскликнул он.

— Видите ли, — медленно и как бы смущенно ответила Коростылева, — очевидно, мы имеем дело с любительской фотографией, хотя и очень удачной. Прекрасно передан закат солнца. И. Иванов… — точно в раздумье произнесла она. — У нас нет такого штатного фотокорреспондента. Разумеется, это ничего не меняет. На конверте должен быть его адрес и указано место съемки. Но… почему-то здесь ничего не написано, кроме фамилии автора и темы…

Она неожиданно встала, сказала: «Подождите меня, я скоро вернусь», — и вышла из комнаты.

Завьялов остался один. Он был очень взволнован, но ни минуты не сомневался в том, что сейчас все разъяснится.

Ему было трудно усидеть на месте. Он стал разглядывать длинные ряды толстых дерматиновых папок, уложенных на занимающих всю противоположную стену стеллажах. «Промышленность», «Театр», — читал он надписи на маленьких белых бумажных квадратиках, приклеенных к каждой папке. — «История авиации», «Партийные съезды», «Армия», «Первая пятилетка», «Коллективизация»…

Сделал несколько шагов по комнате. Потом вышел в коридор. Закурил. В какую сторону пошла Коростылева? Откуда она вернется? Справа? Слева? Может быть, пойти ей навстречу?..

Завьялов прислушался к шагам в коридоре. Нет, это тяжелые мужские шаги. Звякнула дверь лифта. Стало тихо.

Ему показалось, что прошли часы, прежде чем Коростылева вернулась.

— Небольшая задержка, — сказала она тоном извинения. — Произошла какая-то путаница. Я вам сейчас все объясню. Видите ли, иногда случаются такие вещи: фотолюбитель присылает письмо. Оно попадает в отдел писем редакции. К письму приложено фото. Отдел писем передает фото нам, а письмо оставляет у себя. Словом, происходит обезличка… Недавно по этому поводу был издан специальный приказ главного редактора… Разумеется, сотрудник нашего отдела обязан был выписать из письма все данные, относящиеся к фото…

«Зачем она рассказывает мне это, зачем? — раздраженно думал Завьялов. — Какое мне до всего этого дело? Я хочу знать только адрес, только название города, села, учреждения, в котором был сделан снимок. Больше меня ничто не интересует…»

— Я ходила в отдел писем, — продолжала Коростылева. — Но там сразу не смогли найти это письмо. В нем, очевидно, не содержалось ничего такого, что могло бы заинтересовать отдел. Только фото. Конечно, они найдут следы письма. Если только секретарь не передала его нам без регистрации… Словом, я прошу вас зайти завтра.

— Хорошо, — механически ответил Завьялов.

— Завтра мы вам все скажем. Мне очень неприятно, что так получилось. Теперь у нас уже не может произойти такой путаницы. Есть специальное распоряжение редактора…

— Я приду завтра, — сказал Завьялов.

Время, когда его не на что тратить, становится тяжелым грузом.

Выйдя из редакции, Завьялов понял, что у него нет никаких дел до завтра. Вчера ночью он с радостью думал: как хорошо, что у него еще двенадцать свободных дней впереди! Сейчас ему стало не по себе при мысли о вынужденном безделье.

Кинотеатр повторного фильма. Завьялов не раз заходил сюда. После демобилизации он не пропускал ни одной картины, выпущенной в те годы, когда он еще был летчиком. Ему хотелось остановить время или заставить его вернуться. Хотелось хоть на полтора часа снова почувствовать себя настоящим человеком. Поэтому в кино Завьялов искал полную достоверность: улицы, лица, одежда, автомашины, самолеты. Он выбирал картины, которые были выпущены в его школьные годы и во время войны. Он знал уже наизусть их сюжеты, но не сюжеты волновали его. Он вообще не следил за сюжетами этих картин. Но он жадно впивался взглядом в так называемые натурные съемки, в которых 'были запечатлены издавна знакомые ему места.