Александр Чаковский - Дороги, которые мы выбираем

Он молчал. Стоял у окна, отвернувшись, и молчал. Плечи его были опущены.

— Ладно, — сказал я после долгого молчания, — это все. Больше ты не услышишь от меня ни слова. Но помни: ты предаешь не только меня. Ты предаешь то, чем мы жили и во что верили. А теперь прощай.

Уже подойдя к двери, я обернулся. Григорий стоял по-прежнему лицом к окну.

Я ушел. Вернувшись в свою комнату, я нашел на полу подсунутую под дверь записку. Дирекция комбината вызывала меня завтра, к 9 утра, на первое заседание комиссии.

Рано утром ко мне пришел Трифонов.

— Вот что: Крамов приехал.

— Знаю, — ответил я, умолчав, однако, о том, что Крамов приходил ко мне.

Да, я мог, больше того, я должен был рассказать Трифонову о моем разговоре с Крамовым. Но тогда Павел Харитонович потребовал бы, чтобы я немедленно дал отвод Крамову.

А я не хотел этого делать сейчас. Я слишком хорошо знал Крамова. Он будет отрицать все, он сам обвинит меня в провокации. Была и другая причина. Я был уверен, беспредельно уверен, что правда восторжествует и Крамов сам разоблачит себя до конца.

— Он явился сюда в качестве члена комиссии по твоему делу, — продолжал Трифонов.

Я пожал плечами.

— Раз его прислали в таком качестве, значит в Москве решили, что лучшей кандидатуры не найти.

— Вот что, Андрей, — резко сказал Трифонов, — ты это свое непротивленчество брось! Не в бирюльки играешь. Я это тебе как члену бюро, как коммунисту говорю.

Может быть, еще только вчера эти слова Трифонова вызвали бы у меня раздражение. А может быть, я просто пропустил бы их мимо ушей. Но сегодня, сейчас я рад был слышать их. Я рад был слышать любые слова, зовущие меня к борьбе.

— Я и не собираюсь играть в бирюльки, Харитоныч, — сказал я.

— А не собираешься, так пиши отвод Крамову. Сейчас же садись и пиши!

— И не подумаю.

— Что?!

— Зачем я буду писать ему отвод? Чтобы потом говорили, что я боюсь? Если я прав, комиссия меня оправдает, там не один Крамов. А не прав, так о снисхождении просить не буду.

— Вот что, Андрей, — спокойно, но твердо сказал Трифонов, — ты парламентскую болтовню со мной брось. Я к Баулину ездил не для того, чтобы тебя по дружбе защитить.

Трифонов плотно сжал губы и в упор посмотрел на меня. Его морщинистое лицо на этот раз показалось мне не имеющим возраста, точно высеченным из камня, чтобы существовать вечно.

Я подошел к Трифонову.

— Спасибо тебе, Харитоныч, спасибо за все! Только ты за меня теперь не бойся. И Баулину, если увидишь его, скажи, что я вернулся в строй. Я готов принять любое справедливое наказание, если я его заслужил. Но в отставку не выйду. Ты понимаешь, что я имею в виду не только свою должность?

Трифонов поглядел на меня, провел рукой по усам и Сказал:

— Ну, вот это — уже другое дело!

Открытое партийное собрание нашего строительства, посвященное итогам Двадцатого партсъезда и задачам «Туннельстроя», происходило в Доме культуры.

Я сидел в зале. В самом начале собрания произошел такой инцидент: когда начали выбирать президиум и поступило предложение, чтобы собранием руководило бюро и приехавший из Заполярска секретарь обкома Баулин, я, естественно, вместе с другими членами бюро поднялся на сцену.

Но в это время Полесский, также присутствовавший на собрании, попросил слово в порядке ведения.

Не выходя на трибуну, он с места внес предложение, чтобы я не участвовал в руководстве собранием, поскольку обвинен в серьезном должностном преступлении, которое сейчас расследуется комиссией.

Я в растерянности стоял на сцене, не зная, как мне поступить — уйти или остаться; остальные уже сели за стол президиума, взгляды двухсот людей были обращены на меня. Наконец я взял себя в руки, попросил слово и сказал, что Полесский прав и, пожалуй, до того, как кончится расследование, меня и а самом деле не следует избирать в руководящие органы собрания. После этого я вернулся в зал и сел в задних рядах.

— Ну как? — раздался голос над самым моим ухом.

Я обернулся: Крамов! Он глядел на меня своими ясными голубыми глазами, чуть улыбаясь.

— Выбрал дорогу?

— Видите ли, Крамов, — ответил я, также глядя на него в упор, — в том рассказе есть одно место… я хорошо его помню. Там говорится, что выбор нельзя сделать просто так… То, что внутри нас, заставляет нас выбрать дорогу…

— Ну, и ты выбрал?

Я ответил ему только одним словом:

— Да.

Крамов понял меня. Улыбка исчезла с его лица. Он повернулся и пошел к первым рядам.