Иван Щеголихин - Снега метельные

И остался бы он один-одинешенек в тихом поле, в чистом поле на степном просторе.

Сергей стиснул зубы, и в глазах поплыли круги, зеле­ные, желтые, красные... От койки он поднялся, как из гроба.

*

Женя сняла крышку стерилизатора, пар бесшумным вулканом взметнулся вверх. Подцепив сетчатое донышко со шприцами и иглами, она подняла его и поставила остудить. Пошел уже пятый час, пора сделать пеницил­лин больному с воспалением легких.

Что там творится сейчас, что происходит в доме ме­диков, о чем они говорят? Только бы Ирина не вернулась обратно...

Женя пошла в палату, сделала больному укол, а ког­да вернулась в процедурную, увидела Хлынова. Он сидел возле ее столика и держал перед собой больную руку.

— Почему ты не спишь?— вскрикнула Женя испу­ганно.— Кто тебе разрешил ходить?

Он молчал отрешенно, будто не слышал.

— В больнице свои порядки, Сергей. Без разрешения врача нельзя ходить.

— Нельзя ходить, нельзя блудить без разрешения,— наконец отозвался Сергей.— Дай спирту!

— Спирту нет,— торопливо заверила Женя.— Весь израсходовали... Ну, а как твоя рука?

Сергей как будто дремал и сквозь дремоту от­ветил:

— Скоро вырастет новая.

— Не больно?

Он скривился, отвернулся от Жени, хотел сплюнуть, но увидел, что некуда, и раздумал.

Женя стала ненужно перебирать медикаменты в шка­фу, лишь бы не сидеть перед тягостно молчащим Сергеем. А он и не собирался уходить, сидел, молчал и, наверное, обвинял Женю, догадывался о ее роли.

– В изоляторе жила, изолирована от общества,— сквозь зубы проговорил Сергей.— Заразная. Чем она за­ражает? Бедой?

— Не надо так, Сергей,— попросила Женя.

— «Не надо...» Уже и с тобой поговорить нельзя.

— Можно, Сережа, можно, только в следующий раз, хорошо? А сейчас тебе нужно отдохнуть. После тяжелой операции требуется покой.

— Я не покойник. Покой да покой!.. Платье свое развесила, а сама ушла,— будто сам с собой заговорил Сергей.— Пришел я к старику: «Мит-рофан Семеныч, дай свой газик, в Кустанай надо».— «Чого ты там нэ видав?»—«Подарок хочу сделать ко дню рождения».— «Ото ж, кому?» Не говорю, молчу. «Я вам квартиру дам, обстановку всю, на свадьбу прийду. Ко­му?» Я, как дурак, сказал. Он меня выгнал. «Шоб твоей ноги не було с таким вопросом!» А я его газик угнал. И привез ей это самое платье.

— Ты молодец, Сергей, но...

— «Шоб твоей ноги не було...»— продолжал он гово­рить сам с собой.— Почему ноги? А не руки? Ошибся старик мал-мал.

Женя чувствовала, его не остановить сейчас, он хочет ясности и добьется ее любой ценой. И никто ему не помо­жет, кроме нее, Жени. Не помогут узнать правду, поща­дят его, пожалеют. Из ложного сострадания.

Но как сказать ему такую правду, ведь не выгово­ришь!..

— Сергей, прошу тебя, сядь поближе к столику, тебе будет удобнее.

Он послушно пересел, не подняв всклокоченной голо­вы. Скулы его прерывисто подергивались. Женя осторож­но, мягко пристроила его забинтованную руку на столи­ке. Сергей протяжно, через нос вздохнул. Женя тоже вздохнула и стала рядом с ним, скрестив руки на груди, как много пережившая женщина.

— Сергей, ты мужественный... А мужество — самый надежный щит перед любыми ударами судьбы. Все тебя знают таким — несгибаемым. Только ты не страдай, не страдай так сильно.

— Ты тоже поменьше,— пробормотал Сергей.— Серд­це у тебя доброе... К нему ушла?

Женя не смогла ответить, не смогла даже кивнуть. Теперь ей казалось, что она и перед ним виновата.

— Сергей, ты сильный, ты неглупый человек. Ты сам все понимаешь. У тебя сейчас очень важный период в жизни...

Она не находила слов, лезли все такие беспомощные, книжные слова, одно глупее другого.

— Возьми себя в руки, Сергей!— Она прикусила гу­бу, так некстати о руках!—Ты найдешь себе верную по­другу в жизни, Сергей, у тебя будут жена, дети, они очень тебя полюбят. Ты мне веришь?

— Эх, Женечка, верю, куда денешься,— смилостивил­ся он.— Всё понимаю, Женечка, всё.— Он осторожно за­дубевшими пальцами потрогал свои бинты.

— Больно, да?

— Пройдет. Сердце что-то болит... Не по ней, так просто.

— Я сейчас валерьянки дам, тебе надо успокоиться.

Он брезгливо поморщился. Она налила ему все-таки валерьянки, Сергей выпил, осторожно поднялся. Женя легонько, обеими ру­ками коснулась его бинтов, желая помочь, но он отстра­нился.

— Оставь!

Приподнял руку и, кособочась, вышел из проце­дурной.

...Почему он, Сергей, во всей этой кутерьме должен оставаться один? Почему ей, как ни крути, меньше других жаль Сергея?