Иван Щеголихин - Снега метельные

— Здравствуйте, товарищ Николаев!— произнес он с большим подъемом.— Я секретарь комсомольской орга­низации Борис Иванов. Здравствуйте и вы, товарищи женщины,—он протянул руку Ирине Михайловне, потом Жене.— Садитесь, товарищи, чем могу, тем помогу.

— Что тут у вас случилось?— спросил Николаев.— Митрофан Семенович хотел врачей вызвать из Камышного.

— А что у нас могло случиться?— Борис Иванович развел руки.— Все нормально. Идет жатва. Днем и ночью гудят комбайны, на токах шумят зерноочистители. Наиболее передовые и сознательные убирают по сорок гектаров в смену.

Постоянная работа с людьми приучила Николаева с первых слов предугадывать, кто чего стоит. Как всякий человек, дороживший временем, он, естественно, не тер­пел пустозвонов. Подлинная деловитость скупа на фразы, это давно известно.

— Понятно!— перебил он Иванова не слишком учти­во.— Все на поле, а комсорг в конторе отсиживается, за­жигательные речи произносит.

— По делу приехал, товарищ Николаев, по персо­нальному делу. Сижу вот, жду, драгоценное время тра­чу... А вот, между прочим, и сама виновница.

В кабинет вошла худенькая девушка в легком плать­ице и косынке фунтиком. В ее глазах, больших и свет­лых, застыл нездоровый блеск.

–– А вот и она сама-а,— повторил Иванов с открытой неприязнью и продолжал прямо-таки леденящим то­лом;— Комсомолка Соколова, вами интересуется секре­тарь райкома партии товарищ Николаев.

«Ну и ретив ты, парень, ну и ретив»,— подумал Нико­лаев, но пока ничего не сказал. До чего все-таки замыз­гали вот такие ретивые слово «товарищ».

Иванов между тем продолжал с деловитым напором:

— Садись, товарищ Соколова, садись да рассказы­вай, признавайся во всем, как и полагается честной со­ветской девушке.— И после краткой паузы обдуманно, выразительно поправился:—Хотя ты уже не девушка.

— Я попозже зайду...— в крайнем отчаянии прогово­рила Соколова.

— Все мы любим выкидывать коленца, а отвечать не желаем! Позже да попозже. Нет, изволь, товарищ Соко­лова, сейчас, не откладывая!

. — Не буду говорить,— девушка опустила голову, вы­горевшая косынка прикрыла ее худенькое личнко.

— Хорошо, пусть она помолчит,— вмешался Никола­ев,— Расскажите вы, только покороче.

— Значит, так, товарищ Николаев, такое дело. В бю­ро комсомола поступил сигнал, что товарищ Соня Соко­лова морально разложилась. В общем, ну-у... такое дело, мужа нет, а забеременела. От кого, спрашивается? Тайна, покрытая мраком. Узнали мы, дружила она здесь с одним парнем, комсомольцем Гришей Субботой. Вызва­ли обоих на бюро, поставили на круг. Сначала спраши­ваем его. Говорит — да, дружили, но ничего такого между нами не было. Отказался наотрез и потребовал, чтобы мы ему свидетелей представили. Но мы-то не дурачки, товарищ Николаев, мы-то знаем, что при таком деле свидетелей не бывает. Поверили ему. Теперь спрашиваем ее правду ли Гриша Суббота говорит? Она отвечает: да, Гриша говорит чистую правду, и ребенок будет не его. А чей?— спрашиваем. «Не скажу!» Глядит на нас коро­левой понимаешь ли, баронессой. Что ж, мы с ней в прятки играть не думаем, прямо так и говорим, что при­дется ее из комсомола исключить за несознательность. «Исключайте,— говорит.— Все равно не скажу». Мы ее пробовали успокоить: одумайся, Соня, скажи, кто он такой, назови, мы его жениться заставим. «Заставите?!— говорит.— Да плевать я хотела на такого мужа, который женится на мне в порядке комсомольского поручения!» Гордая, романов начиталась, дурью голову забила. Не забывай, товарищ Соколова, в какое великое время ты живешь, в каком государстве ты воспитываешься, пони­маете ли!— Комсорг поперхнулся благородным негодова­нием.— Мы с ней и так, и этак, а она молчит, не призна­ется. Ну, кому ты, говорим, нужна будешь с ребенком? Такая молодая, красивая и уже с ребенком? «Не ваше дело!»—говорит. Ах, не наше! В таком случае мы о твоем поведении напишем отцу с матерью, сообщим на фабри­ку, где ты работала раньше, чтобы знали там, кого из своего коллектива проводили на целину с музыкой да еще и с цветами. В последний раз спрашиваем, кто отец? Не призналась, так и ушла молчком. Через два дня узна­ем: аборт сделала.

У Николаева на скулах задвигались желваки

Девушка не плакала, не перебивала комсорга. Молча поднялась и, не обращая внимания на окрик Иванова, вышла. Она уже никого и ничего не боялась. Никто и ничто не могло причинить ей горя большего, чем то, ко­торое она уже несла в себе. Она пришла сюда без надеж­ды на облегчение, скорее по инерции своей прошлой жиз­ни, в которой она была чистой и честной, дисциплиниро­ванной комсомолкой.