Василий Козаченко - «Молния»

Случилось это на третий день их пребывания в общей камере, сразу после трехчасового допроса, на котором Форст с помощью "свидетельств" Савки старался как можно крепче связать окруженцев с Максимом и типографией. У Гуго с Дуськсй в тот день работы было достаточно - били Савку, били Максима с Володей, били Сеньку, но больше всего били Петра.

Окровавленного, бесчувственного, его окатили с головы до ног водой и бросили в камеру. Мокрая одежда сразу задубела, надо было немедленно спасать парня. Его раздели и, поделившись кто чем мог, переодели в сухое.

Тесно прижавшись, отогревали своими телами, дышали на руки, осторожно растирали грудь возле сердца, пока наконец Петр не открыл глаза. А потом подтащили Петра в угол, привалились к нему со всех сторон, опять согревали. Он сидел, свесив голову на грудь, и тяжело, прерывисто дышал.

В этот момент широко распахнулась дверь, вошли Гуго, Оверко, Дуська и Кваша. Они принесли Савке еду - полный котелок горячего, пахучего варева из пшена, картофеля, капусты и еще каких-то овощей. Как и прежде, они усадили Савку на пороге, поставили перед ним котелок и дали в руки ложку. Дуська встал у него за спиной, Кваша и Оверко - возле двери, а Гуго - чуть дальше, в темном узеньком коридорчике.

Казалось, вся тюрьма наполнилась запахом вареной картошки, и от этого запаха - палачи знали - у узников начнет сводить желудок от боли.

Один Савка оставался глухим ко всему, что тут происходило. Торопливо, обеими руками придерживая ложку, он жадно ел и громко чавкал.

Немного приглушив горячей пищей голод, Савка, видимо, случайно, оглянулся. Оглянулся и... так и застыл с повернутой в сторону головой. Парни сидели, крепко стиснув губы и сжав кулаки. Они опустили головы, отвернулись, даже зажмурились, чтобы ничего не слышать и ие видеть. И только Петр исподлобья, пристально глядел на Савку. Что-то страшное было в этом горящем, обжигающем взоре, и Савку вдруг будто насквозь прожгло, пробудило ото сна. Он испуганно отвернулся. Казалось, впервые за все эти дни Савка понял, где он и что с ним делается.

Что-то дрогнуло в Савкиной груди под ненавистноголодным обжигающим взглядом Петра, - казалось, оборвалось сердце.

Савка снова зачерпнул ложкой из котелка, но ко рту ее не поднес - не слушалась рука.

- Ишь, стерва, налспался так, что и не лезет! - злобно выругался Дуська.

Полицаи исчезли, грохнув железной дверью. Казалось, все шло как прежде. И все-таки чго-то изменилось.

Что-то произошло с Савкой.

На следующий день Горобца после допроса бросили в камеру избитым и бесчувственным. И уже его, а не Петра обогревали своими телами и спасали от смерти узники.

Придя в себя, Савка не мог уже не удивляться тому, что вот они и его спасают и согревают. Он все теперь замечал и - думал, не мог не думать.

Савка все больше убеждался в том, что эти мальчики, которые в дети ему годятся, совсем не такие, как он. Они живут в этом аду своею жизнью, бесстрашно делают свое дело. Нет, тюрьма не пришибла их. Да что там! Кажется, даже самое страшное их не пугает. Неужто в самом деле они ничего не боятся?

Так понемногу стала отогреваться темная Савкина душа. Будто вместе с теплом своих тел ребята передали ему и какую-то частичку своих смелых душ. И уже не такой страшной стала казаться Савке смерть, впервые он решился на какое-то противодействие своим палачам.

Пусть этой Савкиной смелости поначалу не на много хватало, но только поначалу.

Тяжелее всех переносил голод и холод Петр - он совсем ослаб и обессилел. И Савка, чтоб хоть немного искупить свою вину перед ребятами, решил: будь что будет, а надо изловчиться, обмануть своих палачей и припрятать хотя бы картофелину, хотя бы кусочек хлеба для больного Петра.

Форст все еще на что-то надеялся, даже после того, как подслушивал ночью под дверью камеры.

Как раз после этого он приказал совсем ничего не давать ребятам, даже воды.

И вот когда у ребят уже вторые сутки капли воды во рту не было, Савке принесли особенно пахучий обед и большой кусок белого хлеба в придачу.

И Савка решил рискнуть.

Хлебнув несколько ложек, он разломил краюху пополам и довольно ловко сунул один кусок за пазуху уже истлевшей, засаленной стеганки. Но разве могло чтонибудь укрыться от зоркого Дуськиного ока?

Мигом все поняв, ястребом налетел он на Савку, опоясал его по плечам нагайкой и вырвал из-за пазухи хлеб.

И тут вдруг произошло нечто необычайное. Савкины глаза засверкали, лицо злобно перекосилось. Он отпихнул от себя Дуську и швырнул через голову, в камеру, на ребят, оставшийся у него в руках кусок.