Борис Горбатов: Мое поколение

— Ты зачем пришел? — спросил Кружан. — Я тебя слушаю.

— Я по делу, Кружан. Знаю, чаем не напоишь.

— Ты брось меня разыгрывать! — вскипел Кружан. — Зачем пришел?

— А! Ну хорошо! Мы оба члены партии, Кружан, вот зачем я пришел. Ты на меня чепуху возвел, я на тебя могу наговорить вдесятеро. Зачем? Есть у нас орган один для этих дел. Давай сходим туда, а?

— Мне ходить незачем. Туда виноватые ходят.

— А ты, конечно, во всем прав? Понятно. Но, может быть, все-таки сходим? Недалеко ведь…

— Все? — насмешливо спросил Кружан. — Можете быть свободны.

— А все-таки пойти тебе придется. Ну, не хочешь в контрольную комиссию, тогда пойдем к секретарю горкома партии. Видишь ли, Максим Петрович нас с тобой дома ждет. Велел тебе кланяться и звать в гости.

Кружан потемнел.

— Максим Петрович? — спросил он тихо. — Так ты, значит, и его в это дело впутал? Ну что ж, пойдем! Пойдем, раз так. Тебе же хуже будет. — Он пришел вдруг в сильное возбуждение: — Да, да, обязательно пойдем! — Он искал кепку, куртку и кричал: — Вот мы поговорим там!..

Рябинин спокойно ждал, пока Кружан оденется.

Он уже был сегодня у Марченко. Пришел к нему в горком партии и без всяких предисловий сказал:

— Ну вот, Максим Петрович, я выполнил ваше поручение: я присмотрелся к Кружану.

Марченко поднял на него свои пытливые, острые глаза.

— А-а! Вот как! — проговорил он. — Хорошо! — Он еще раз внимательно посмотрел на парня. — И костылей, гляжу, у тебя уже нет. Выздоровел?

— Вполне.

— Отлично! Очень хорошо. Ну, рассказывай, голубок…

— Я хотел бы все это при товарище Кружане рассказать вам, — твердо сказал Рябинин. — Прошу нас обоих вызвать.

Тогда-то они и условились, что Рябинин вместе с Кружаном придут к нему вечером домой.

Они пришли к Максиму Петровичу и застали там Юльку. Она сидела на своем любимом месте — в уголке большого кожаного дивана.

Кружан смутился, застав здесь Юльку, и пробурчал что-то. Но Максим Петрович уже сделал знак девочке, и она ушла.

— Ну? — сказал Максим Петрович, оглядывая проницательным взором ребят. — Пришли, наконец? Хорошо, что пришли. Хорошо, что сами пришли. А то я, — усмехнулся он, — совсем уж собрался вас обоих вызвать, поговорить. Хотите чаю? — неожиданно спросил он.

— Выпью, — согласился Рябинин.

— Не надо, — буркнул Кружан.

Максим Петрович налил чаю, подвинул сахар и опять внимательно-остро посмотрел на ребят.

— Как же нам не прийти? — сказал Рябинин. — Нам больше идти некуда. Выше партийного суда для нас суда нет. Мы к вам, Максим Петрович, как к представителю партии пришли.

— Я слушаю вас, — спокойно ответил Максим Петрович.

Рябинин поглядел на Кружана, — может, он сам хочет начать разговор? Но Кружан молчал, ерзал на стуле. Пауза затягивалась.

Максим Петрович усмехнулся.

— Молчите? — покачал он головой. — Так. А молчать вам нельзя. Вы, именно вы оба, перед партией за комсомол отвечаете. Вы коммунисты, представители партии в комсомоле. Партийное ядро в нем. Ядро, — повторил он и вдруг прищурился. — Вот и раскусим сейчас, какое вы ядро. Ссоритесь? — неожиданно спросил он Кружана.

— Да нет… — растерялся тот.

— Нет? А отчего же? Ссориться надо, — так же неожиданно заключил Максим Петрович. — Мы тоже, бывало, «ссорились». Кое с кем — навеки.

— Мы не ссоримся, — ответил Рябинин. — Мы, Максим Петрович, во взглядах разошлись. В характерах.

— Глупые он разговоры говорит, — перебил Кружан. — При чем тут характеры? Надо коммунистом быть, а не…

— Коммунистом надо быть, — согласился Максим Петрович. — А он, что же, плохой коммунист, так, что ли?

Кружан смутился. Застав Юльку здесь, он понял, что старику все известно. «Уйти, что ли? — подумал он. — Да теперь не уйдешь!» — и он тоскливо посмотрел в окно.

— Вы рассудите нас, Максим Петрович, кто какой коммунист, — уже волнуясь, сказал Рябинин. — Вам и книги в руки.

— Хорошо. Ну, говори, Кружан.

— Пускай он сперва скажет, я ему ответ дам. Он тащил меня сюда, — ответил Кружан.

— Тащил? — жестко усмехнулся Максим Петрович. — А ты не хотел, упирался, так, что ли? — Он вопросительно посмотрел на Кружана, потом кивнул Рябинину: — Говори ты.

— Хорошо. — Рябинин начал.

Максим Петрович слушал его, наклонив седую голову, — старик любил молодежь. Он и сам когда-то был «комсомольцем». Он улыбнулся в усы, вспомнив молодость — подполье, первые революционные кружки. Его долго не пускали на конспиративные собрания, используя по технической части. А он каждый день придумывал все более и более грандиозные проекты немедленного свержения самодержавия. Волнуясь, захлебываясь словами, он излагал эти проекты доктору Крушельницкому, единственному конспиратору, которого знал.