Херипс в детстве долго не умел ходить. Лукайя поставил его на ноги своим молением очагу — «Чапу». Испек большой хлебец, обмотал Херипса красной ниткой, связал и поставил у дверей кухни. Тамар же дал в руки маленький ломоть чурека. Она подбежала и сорвала нити, опутывавшие брата.
Если поверить Лукайя, уже через три дня после этого Херипс начал ходить.
Когда Херипсу минуло пятнадцать лет, он заболел.
— Это болезнь «древа и местности», — убеждал Лукайя, и поставил мальчика на молитву «матери сырой земле». Дал Тамар куклу, которую смастерил из тряпья, шесть орехов и пригоршню чечевичных зерен. Херипса три раза обвел вокруг ольхи, — после каждого круга клал под дерево по ореху и по нескольку зерен. Затем отвел его под орешник и там заставил бросить после обхода три ореха и чечевицу. Вырыл яму, бросил туда куклу и крикнул в глубину: «Вместо моей хвори с ней поиграй!»
Каролина вошла в семью Шервашидзе еще при жизни Джаханы. И Херипс и его жена относились к абхазским обычаям с некоторым пренебрежением. Но Лукайя имел твердую опору в лице Джаханы. Протоиерей держался в стороне, заявляя, что «лишняя молитва никогда не повредит», и Лукайя добился своего. Каролина была вынуждена участвовать во всех церемониях, установленных обычаем для невестки. Она едва сдерживала смех, но из уважения к свекрови уступала, да к тому же эти допотопные обряды ее развлекали.
Не сразу показали Каролину Тариэлу. Сперва ее познакомили с самой младшей в доме — с Тамар. Потом, когда Тариэл соизволил сам заметить невестку, ее представили и ему.
Целыми днями высиживала молодая женщина в своей комнате.
Через две недели устроили пир с жертвоприношениями. Невестку ввели в помещение, где собрались гости. Каролине показалось, что земля уходит у нее из-под ног, когда она перешагнула через скрещенные кинжалы.
Очень заинтересовал Каролину обряд «привода к воде». В этот день на селе устроили торжественный обед. За стол сели только замужние женщины. После обеда на Каролину накинули фату, украсили ей голову и грудь цветами и повели к реке. Старейшая из женщин, Джахана, прочла молитву «духам воды», испрашивая у них помощи для невестки — в родах, в разведении шелковичного червя, вообще в хозяйстве. Кончив молитву, свекровь окропила Каролину водой, а остальные женщины стали бросать в воду через ее голову куриные яйца. Каролина стояла покорно, не понимая смысла церемонии. Ей казалось, что все это происходит во сне.
Но с одним никак не могла она примириться — со священным запретом называть мужа по имени, наложенным по абхазским и мегрельским обычаям на жену.
Лукайя ворчал: «Ох уж эти чужеверы! Не втолкуешь им наших законов».
Каролина во всем проявляла любознательность. Все для нее было так необычно, неслыханно, ново!
Но прошли годы. Бесконечные моления, заговоры и причитания юродивого язычника ей надоели. В особенности тяготило ее абхазское гостеприимство. Поэтому Каролина обрадовалась переезду в Зугдиди. Однако навещавшие их абхазцы и тут превратили дом в гостиницу. Пока были живы Тариэл и Лукайя, как можно было обойтись без абхазских гостей!
Вот и сегодня, к самому обеду, нежданно нагрянули абхазцы, приехавшие на скачки.
Тамар, не предупредив хозяйку, привела к обеду и Тараша Эмхвари.
Гости только собрались сесть за стол, как прибыло еще четверо всадников: Мачагва Эшба — рябой, низенький старик с воловьими глазами, в чохе мышиного цвета; Омар Маан — верзила с вытянутой, как у журавля, шеей и крохотной головкой; Таташ Маршаниа — агент по лесосплаву, скрывавший свое прошлое, но походкой и манерой кланяться сразу выдававший в себе бывшего офицера.
Четвертый всадник был Кегва Барганджиа, обжившийся в Абхазии мегрел, не знавший толком ни абхазского, ни русского, ни даже мегрельского языка. Заметнее всего у него были громадные уши торчком, словно чужие, отрезанные у более крупного человека и пришитые к его голове.
Встречал гостей директор местной школы Шардин Алшибая — человек, как он сам любил выражаться, «от проблем», а на самом деле двуличный болтун.
В спальне у Алшибая висели портреты большевистских деятелей, но к врагам революции он прилетал первый с новостями, радостно сообщал им всякие сплетни, исходившие из эмигрантского лагеря.
С семьей Шервашидзе Алшибая был на короткой ноге. Правда, Херипс его недолюбливал. Каролина держалась с ним свысока, но зато бывший протоиерей но мог без него жить. Алшибая рассказывал ему, о чем пишут в газетах, чем угрожают эмигранты, какие мероприятия собираются проводить большевики.
Читать дальше