Александр Фадеев - Черная металлургия (Главы из романа)

Помнится, - это было года три тому назад, - Тина как-то сказала Павлуше:

- Как давно Васса не заходила!.. Вот так живешь, живешь, не думаешь, а ведь она к нам совсем и ходить перестала… - Она сказала это без горечи, без грусти, даже без удивления, а просто с раздумьем: шла, шла и вдруг наткнулась и на мгновение остановилась и посмотрела, на что наткнулась, - не нашла и пошла дальше. - Ничем мы вроде ее и не обидели, - сказала Тина после того, как не нашла, обо что она споткнулась, и жизнь их с Павлушей потекла дальше, уже без Вассы.

Она запомнила, что Павлуша сказал ей по этому поводу такое, что не показалось ей правильным, но она не возразила Павлуше, и жизнь их потекла дальше. А Павлуша сказал вот что:

- Слушай, ты ведь теперь замужняя женщина, у тебя ребенок, а она - ведь она старше тебя, ей уже двадцать два, - а она все в девках ходит. Она себе мужа ищет, - а какой ей может быть теперь интерес в тебе или во мне… У нее не только интереса к нам не может быть, ей - она девушка красивая - может быть, даже завидно глядеть на нас, - ведь в ней, знаешь, сколько горячей крови, - как в кобылице! - сказал Павлуша, метнув на Тину лукавый мальчишеский взгляд, и засмеялся. Он любил иногда подразнить Тину эдак, издалека, чтобы вызвать в ней ревность, но она его ни к кому не ревновала: в ней еще не было этого чувства, даже если бы Павлуша дал к нему какой-нибудь повод. Но поводов действительно Павлуша не давал - по крайней мере тогда.

В том, как Павлуша сказал это, было не осознанное им самодовольство: он имел в виду не то, что Вассе завидно глядеть на них, а то, что Васса завидует счастливой судьбе своей подруги.

Васса завидует ей, Тине! Нет, Тина не только не допускала, она знала, что это не могло быть правдой. Она помнила, что с самой той поры, как она призналась Вассе в своей любви к Павлуше, призналась в одну из тех счастливых минут откровения, когда они отдыхали вот так, обнявшись, на кровати и шептались, шептались друг с другом, - а то, что Павлуша в нее влюблен, об этом знало все общежитие, все клубы и парки города, вся молодежь, которая проводит свой досуг на улицах, - с той самой поры, как она призналась подруге в своей любви к Павлуше, Васса была счастлива ее счастьем, жила ее чувствами и интересами, она, Васса, в ту пору совсем отрешилась от себя. Тина прекрасно знала, что Павлуша, с которым Васса дружила как со всеми ребятами, вовсе не нравился ей в том особенном смысле, в котором можно было бы говорить если не о ревности, то о зависти.

Правда, ей, Тине, странно было, как это такая девушка, как Васса, о красоте которой твердили все, за которой ухаживало столько ребят и столько взрослых мужчин и один из них, заместитель председателя профессионального цехкома ремонтников, такой видный мужчина, всерьез страдал из-за нее и даже хотел оставить свою жену и двух детей из-за Вассы, хотя она и наотрез отказалась выйти за него замуж. Но его отговорили товарищи, сказав, что не хорошо оставлять семью ради другой женщины, даже если есть возможность жениться, а уж оставлять семью ради одной любви, - это просто глупо и не расчетливо, - как это она сама ни в кого не влюбится, а так вот и живет вечная комсомолка, живет всегда в окружении девчат и ребят, живет беспечно, весело, живет, как трава растет, но так же век ведь не проживешь?

- Неужто так-таки никого и никого? Ну, вот просто, ну, никогошеньки, никого? - допытывалась Тина у подруги во время [11] 1 неразобр. , таких смешных и волнительных перешептываний на койке общежития.

А Васса смеялась, откинувшись от подруги, сверкая своими белыми зубами, или вдруг, покачивая своими развитыми не по летам бедрами, говорила страшным, манящим шепотом:

- Как никогошеньки, никого? Я ж тебе говорила, отдайте мне того скромненького, что влетел тогда к нам в комнату за Павлушей, - как его, Коля, что ли? Отдайте мне моего Коленьку, ух, я его задушу - закачаю! - и начинала так мять и тискать и щекотать бедную Тину, что та заливалась хохотом и выпрыгивала из кровати, едва вырвавшись из сильных и жарких объятий подруги. А та все тянулась руками и говорила страшным шепотом:

- Ну, куда ж ты, куда ж ты ушел, мой Коленька, иди я еще тебя погрею… - И вдруг, уткнувшись в подушку, она фыркала, - прямо [12] ? как кобылица, и вдруг говорила самым обыкновенным голосом: - И правда, куда ж ты удрала, только-только разговорились о самом интересном, а ты со своими глупостями, давай, давай, еще помечтаем…

И Тина видела, что Вассе не нужен ни Коля, ни Павлуша и никто другой, - видно, еще не пришла пора ее подруги, хотя она была старшей.