Андрей Соболь - Рассказ о голубом покое

Ты хочешь, чтоб газетные мальчишки всего мира в один прекрасный день прокричали на всех перекрестках всех столиц о том, как неподалёку от Неаполя небезызвестный датский художник Лауридс Рист палитрой размозжил голову марбургскому советнику Оскару Таубе и ненавистное чиновничье тело разрезал на мелкие кусочки?

Ты начинаешь понимать, в чём дело? Ты уже чувствуешь, что немецкий советник не даром появился на сцене и что вышеуказанные крабы и водоросли есть не что иное, как фигуральное выражение господина советника Оскара Таубе aus Marburg?

Ричард, коротко и ясно: её зовут фрау Берта Таубе.

Ты уже торжествуешь: ага, мол, согнулся Лауридс Рист перед маленькой белобрысенькой немочкой.

Нет, фрау Берта Таубе мне по плечу, мне не придется сгибаться, моя любовь выше уровня моего сердца. Любовь, для которой надо согнуться вдвое, чтоб поднять её к себе, мне не по вкусу.

Её зовут фрау Берта, но она прекрасна и величественна, как Юнона, её венчает корона тёмно-белокурых кос, а каждая коса, если даже обернуть её вокруг такой бычьей шеи, как моя, может затянуть смертельную петлю, и лоб её поцеловал Пракситель. Она живёт в Марбурге (слышишь, в Мар-бур-ге, ты только подумай!), но настоящая её родина Олимп. Но она робка, как школьница, — на пути с Олимпа в Марбург её душу изуродовали немецкие пасторы, и суп с клёцками потушил языческую радость бытия. Но в этом изумительном теле такое послушание, такая покорность долгу.

Знаю, знаю, — я это ощущаю всеми перегородками своего сердца, — под пеплом таятся угли, и они должны вспыхнуть: не может такая грудь покрывать собой уже навеки утихомиренное псалмами сердце, под такой кожей не может долго кровь переливаться габерзупом. Но нужно время, чтоб угли раздуть, — о, для этого я пожертвую всеми своими лёгкими, а они не уступают кузнечным мехам. Но нужно время, чтоб кровяные шарики ожили, завертелись и закружились, — о, эти непостижимые шарики, которыми господь бог забавляется, когда ему становится скучно после молитв и поста.

Ричард, ясно и коротко: я люблю её. И смею думать, что и она ко мне… молчу, молчу, — Аллах, вырви мой грешный, мой сумасшедший, мой самоуверенный язык!

Но Ричард, ещё одно коротко и ясно: есть муж — господин советник, существует румынская княгиня с невыговариваемой фамилией, и дует сирокко. Все эти три несуразности вместе с тем логично образуют один круг, в котором я задыхаюсь, один водоворот, в котором я тону.

Румынская княгиня, спасаясь от сирокко, готовится к отъезду; румынская княгиня — это законодатель всей «Конкордии», каждое её суждение — это для остальных непогрешимое суждение высшего света, без малейшей критики, на честное слово; каждый её поступок — это образец для подражания. Марбургский краб первым распластался на ступеньках княжеского трона, он всеми своими клешнями держится за неё. Если сегодня уедет княгиня — следующий же день марбургские водоросли потянут за собой мою небожительницу, и итальянское небо превратится для меня в лондонское фабричное клеймо.

С сирокко я бороться больше не могу, — даже я: он уже положил меня на обе лопатки, все мои меры противодействовать ему и удержать княгиню постыдно провалились.

Княгиню надо задержать, княгиню необходимо приковать к «Конкордии», — ненадолго, Ричард, ненадолго, пока я буду ратоборствовать с немецкими пасторами. Ненадолго, я это чувствую каждой кровинкой своей.

Ричард, спасай. Только ты, гений изобретательности, можешь помочь, только ты сможешь удержать княгиню. Ты знаешь все языки, ты знаешь песни и танцы всех стран, ты умеешь показывать фокусы, насколько мне помнится, ты даже по канату умеешь ходить, ты изящен, ты тонок и строен, румынка кругла, нуль нуждается в единице, будь ею, дай мне 10 дней, иначе я свою жизнь сведу к нулю; хотя бы только десять дней — и я буду самым счастливым датчанином в мире.

Ричард, нашей старой дружбой, всеми очаровательными часами наших прошлых бесед и встреч и будущих я самым серьёзным образом заклинаю тебя: приезжай, приезжай немедленно. Ты уже достаточно побыл в Риме и неужели какая-то мёртвая глыба тебе дороже пока ещё живого, но умирающего твоего

Лауридса Риста.

__________________

Telegramma.

Temichori (Romenia) Aphanasiu Mavropomescu.

(Текст по-румынски латинскими буквами).

Сижу без единого бани переведи телеграфно банком Неаполь хоть 30.000 лей возьми на проценты Магуреску мерзавец должен дать твои все штучки понимаю случае молчания выеду немедленно будет хуже тебе адресуй княгине Мавропомеску пансион Конкордия княгиню не забудь упомянуть умоляю тебя необходимо Ионелла.