Николай Вагнер: Преодоление

Никто другой, кроме тех, кто видел смену многих лет и зим и научился хоть бы сколько-нибудь понимать жизнь, не может наставить на верный путь таких, как Лена и Катя Кудрявцева.

Груздев вспомнил о скором приезде жены. Вот и она всю себя отдала юному поколению — детворе. Но детство детством, а школа трудовой, самостоятельной жизни — совсем другое дело.

Воскресное утро началось, как обычно, с назойливых звуков радиолы. Лена уже давно слышала надоевшие мелодии, а проснуться не могла. Наконец она открыла глаза, недобрым словом помянув молодую врачиху Нину, которая жила в соседней комнате. «Далась ей эта музыка. Хоть бы в воскресенье отоспаться». Потом вспомнился вчерашний вечер, встреча с Груздевым и все, что произошло после того, когда он ушел.

Катюха все-таки выкупалась в полынье, докружилась на льдине до того, что поскользнулась и угодила в воду. Лена едва вытянула ее на берег, а когда пришли в общежитие, у Кати не попадал зуб на зуб. Телогрейка задубела на холоде. Катя сбросила ее, отстегнула юбку, которая слетела вниз и колоколом встала на полу. Хорошо, что в душевой оказалась горячая вода. Докрасна распарилась Катя. Она шумно ворвалась в комнату и принялась тормошить задремавшую Лену.

— Не спишь ведь! Лен! Вижу, что не спишь. Вставай, лечиться будем… Ну, погоди, — пригрозила она, раздирая гребнем волосы, — сейчас я тебя оживлю!

Она навалилась на Лену разгоряченным телом, стала лохматить ее волосы. Лена увидела озорные Катины глаза, смеющийся рот, ее розовую шею, тяжелые, налитые груди.

— Растормошу, растормошу лежебоку. Ишь — не вовремя улеглась. Лечиться надо. Вот и чекушечка, что давеча купила, пригодится.

Пришлось встать. А Катя ходила по комнате шумливая, возбужденная: сняла с гвоздя теплый халат, надела его поверх ситцевого, подпоясалась косынкой и уселась за стол.

— Что есть станем? — спросила она, ставя на стол чекушку, никелированный кофейник, и сама же ответила: — Есть селедка и вчерашний сыр. Вот они, за окном.

Она переложила на стол свертки, ловко сдернула ножом пробку, налила водку в стаканы.

— Ну, давай! — Катя подняла стакан, держа его кончиками пальцев за самое донышко, медленно поднесла к губам и так же медленно, маленькими глотками, выпила до последней капли, потом опустила голову, тряхнула упавшими на лоб мокрыми кудряшками и выдохнула: — Ух!.. Жжет!

Катя отрезала кусок селедки, разодрала его надвое и стала аппетитно есть. Она долго и старательно жевала, склонив голову и глядя неподвижными глазами в одну точку. Не переводя взгляда, она протянула руку: оторвала клочок газеты, промокнула губы и странно усмехнулась.

— Лен, а Лен! До чего же чудная жизнь… Сижу вот с тобой. А могла и не сидеть, не говорить. Ой, и жутко там… бр-р-р… А ты выпей хоть глоток за спасенную душу.

— Знаешь ведь — не пью. Где жутко?

— В полынье. Только раз окунулась, а показалось, пробыла там всю жизнь. Не поверишь — все вспомнила, единым разом все: и Касатку нашу, какая раньше была, и мать с отцом, молодых еще, и утопленника, которого в этом самом месте со дна достали, когда я еще девчушкой по берегу бегала. Я и в то время утонуть могла. Был такой случай. Дед Степан за волосы вытащил. И сегодня, кабы не ты… Ничего-то человек не знает, что его ждет. Я об этом часто думаю, потому и живу так, чтобы побольше успеть… Точнее — хочу так жить.

Теперь Катя безмятежно спала, с еле приметной улыбкой, закинув руку за голову; мерно вздымалась ее грудь.

Еще немного полежав, Лена соскочила с кровати.

Она прошла на цыпочках к окну, отдернула штору. Яркий свет ударил в глаза. На дворе стоял солнечный день. С карниза крыши летела золотистая капель. По тротуарам и по дороге неторопливо шли люди, не в спецовках и ватниках, как в будни, а в пальто и шубах. Внизу, у входа в общежитие, тренькала гитара, слышались смех и говор парней. «Который же час?» — подумала Лена и, взглянув на будильник, ахнула. Они проспали чуть ли не до двенадцати.

— Эй, подъем! — крикнула Лена, но Катя и не подумала открыть глаза.

— Подъем, подъем! — повторила Лена, резко разводя руки в стороны и назад. — Вставай, в кино опоздаем.

Катя села, поднесла к глазам кулаки, уставилась на Лену.

— Физкульт-привет! — Она широко зевнула и проговорила нараспев: — Ну и красавица ты у меня, Ленка! А-фро-ди-та! А мостик сделаешь?

— По заказу?

— Хоть бы и по заказу.

— Ну разве что для тебя.

Легко оттолкнувшись ногой, Лена сделала стойку и, медленно опустив согнутые под прямым углом ноги, коснулась носками пола.