Николай Дементьев - 3амужество Татьяны Беловой

Анатолий медленно опустился на скамейку, напряженно отодвинулся.

— Нас трое, — сказал Олег.

— Она еще девчонка! — крикнул Анатолий. — У нее еще… много увлечений в жизни может быть!

— А если это не увлечение?

— Она моя невеста! — поспешно, будто боясь, что я заговорю, сказал Анатолий. — Это решено! Об этом все знают. Понимаешь, все! Один из нас двоих должен уйти!

— И этот благородный человек, конечно, я? Нет, не могу я этого сделать… Если бы мог…

— Не надеешься ли ты, что уйду я?!

— Подожди, давай поспокойнее…

— В этом вся моя жизнь! — вскрикнул Анатолий и даже руки прижал к груди. — Видишь, она молчит!.. — Он повернулся ко мне, глядя по-нищенски, умоляюще, как утром у вокзала, и одновременно значительно, словно хотел напомнить обо всем, что было у нас с ним.

Если бы он не смотрел на меня так, если бы я не видела его лица, если бы он не говорил так, я, может, отмолчалась бы. Но уж очень я устала… А Олег не двигался, не смотрел на меня. Я только видела, как у него побагровело ухо. И поняла: стоит мне только попросить, и он сразу же встанет и уйдет. И не оглянется. Навсегда уйдет! И опять смутно почувствовала, что Анатолий все равно вернется ко мне, чтобы ни случилось, вернется обязательно. А Олега я потеряю. Потеряю! Все задрожало у меня внутри. И я сказала:

— Я люблю Олега, Анатолий.

У Олега, будто солнце выглянуло, засветилось лицо. Я тихонько положила руку ему на колено, он тут же сжал ее своей ладонью. И я с ужасом подумала, что еще минуту назад, скажи я хоть слово, он бы этого не сделал. И больше никогда бы не сделал! И откуда-то издалека услышала хриплый, отчаянный крик Анатолия, и все не могла понять, чего он мечется передо мной. Наконец я расслышала — он кричал:

— Это предательство! Я не верю! Ты не можешь!..

Женщины с соседней скамейки с жадным любопытством смотрели на нас, и я, глянув на Анатолия их глазами, вдруг улыбнулась — так он был смешон. Эта моя улыбка окончательно взорвала его: он хотел ударить Олега, промахнулся и по инерции упал на него. Олег одной рукой — другую он так и не снимал с моей — уперся ему в грудь, медленно отодвинул Анатолия, помог ему выпрямиться и сказал:

— Ну и варварства еще в тебе, Толька!..

Анатолий сморщился, втянул голову в плечи, встал и пошел, раскачиваясь, как пьяный. Не разбирая дороги, он шел через кучу песка, женщины испуганно убирали с его пути детей. Зацепился плечом за столбик ограды у калитки, вяло приостановился, заплетаясь ногами, вышел на улицу и скрылся за углом дома.

— Жалкий какой!.. — сказал Олег. — Двенадцать лет его знаю… никогда бы не подумал…

— Он вообще скрытный… Он тебя ударил?

— Да нет…

Я погладила Олега ладонью по щеке. Мы поднялись и, крепко держась за руки, пошли. Опять обогнули кучу песка с детьми, прошли мимо замолкших женщин, вышли на улицу и зашагали куда глаза глядят… Толстая женщина, самодовольная и тупая, выпятив живот, вразвалку переходила улицу. Я была уверена, что и Олег видит ее сытое самодовольство. И тут же подумала: раньше я бы, конечно, тоже поняла, что она сытая, самодовольная, но отметила бы для себя и хорошее платье женщины, и дорогие, модные туфли, а для Олега ее платье и туфли не имели никакого значения, он видел только это сытое, нахальное, хвастливое довольство. Но я уже почему-то знала, что теперь и он будет замечать такие вещи, как платье и туфли, а я сама — оценивать каждого человека полнее и глубже… Так мы и шли из улицы в улицу, и неважно было, куда и зачем мы идем…

Потом вдруг оказалось, что мы с Олегом едем в электричке. К нам, в Мельничный Ручей. Наверно, ноги сами занесли меня на вокзал и в поезд, а Олег ни о чем не спрашивал, просто шел вместе со мной. Мы стояли в тамбуре, крепко взявшись за руки, глядя на пролетавшие мимо дома, деревья, лужайки.

Потом мы купались в озере, серо-багровом от вечернего солнца. А на берегу сидела Зинка со своим маленьким Витенькой и, ничего не понимая, смотрела на нас.

Вышли, вделись и медленно пошли вдоль озера, потом в лес. Было тихо; тени от деревьев тянулись через поляну. Мы вдруг легли, и произошло то, что происходит, когда, человек, томимый жаждой, увидит наконец оду. И весь мир стал таким дорогим для меня, и все, вся жизнь стала такой огромной и светлой. И я знала: Олег чувствует то же. Мы долго лежали не двигаясь…

А потом, будто по воздуху, перенеслись к нам в дом. Там были отец, мама — и Анатолий. И мы с Олегом ничуть не удивились, увидев его, словно именно так все и должно было быть, и он должен был приехать за нами в Мельничный Ручей, прийти к нам домой, сидеть и ждать нас. Только я все не могла вспомнить, зачем именно он приехал, не могла понять, почему кричит мама, почему суетится в комнате Анатолий, почему отец, сбычившись, молча сидит в углу. А когда сообразила, сказала им троим: