Магдалина Сизова - «Из пламя и света»

— А что мне на него ночью смотреть? Я его и так каждый день вижу.

— Он нынче был в облаках и вечером курился, точно загашенный факел. Люблю горы! А знаешь, Монго, ведь завтра все-таки соберется гроза! Или послезавтра? Ты как думаешь?

— А зачем мне об этом думать? Да еще прежде времени;

— Нет, Монго, с тобой невозможно серьезно разговаривать! Спи лучше.

Он прислушивается. Еще в детстве здесь, на Кавказе, любил он слушать, как в глубокой тишине тихо проскрипит запоздалая арба да сторож крикнет гортанным криком и ему откуда-то издалека ответит другой.

— Монго! — не выдерживает он. — Скажи, что ты слышишь?

— Что ты мне спать не даешь!

— А еще ты ничего не слышал?

— С меня довольно!

— Арба проехала где-то!

— Ну, знаешь, Мишель, если тебе это событие кажется очень важным, то меня оно в данный момент не интересует.

— Да ты послушай только, как все эти звуки точно углубляют тишину! И скрип арбы, и окрики ночных сторожей, и вот еще, слышишь? Ночная птица кричит!..

— Закрой дверь!

— Ну ладно, ладно, спи, коли у тебя совести нет.

— Михаил Юрьич, — спрашивает Ваня, — не подать ли чего-нибудь закусить?

— Нет, Ваня, ничего не надо. А ты вот что: раз уж ты пришел, давай все-таки Алексея Аркадьича будить!

— Как бы не осерчали, Михал Юрьич!

— Ничего! Ты поднос оброни. Мог же ты его обронить? И перед самой дверью. Ну?

Ваня с точностью выполняет приказ. Столыпин со стоном восклицает: «О господи!..» — и Ваня, посмеиваясь, прислушивается к двум голосам, доносящимся теперь уже из спальни Столыпина.

Наконец в халате наизнанку, весьма недовольный, Монго выходит из своей спальни и усаживается на диван.

— Ваня, трубку Алексею Аркадьевичу! А теперь иди и ложись. Спокойной ночи! Поди, поди, отдохни, милый! Да, вот еще, хорошо, что вспомнил, тут в ящике стола письмо, завтра возьмешь и бабушке отправишь. В нем вольные: тебе, Фроське и деду Пахому.

— Михал Юрьич, батюшка! Дай бог вам счастья! А только мне от вас вольная не нужна, я от вас все одно никуда не уйду! А Фроське и дедушке вы бы, Михал Юрьич, батюшка, дома уж, как вернетесь, вместе бы с барыней и дали.

— А дома, может быть, дам и другим! Теперь иди, спать пора. Черкеса мне чуть свет снаряди, не забудь смотри — и будь здоров. Ты не заснул еще, Монго? — обернулся он к Столыпину, когда Ваня, наконец, ушел.

— Нет, Мишель, но я хочу спать. Для чего ты меня разбудил и поднял?

— Так, Монго, — Лермонтов подсел к нему на диван. — Просто очень захотелось на тебя посмотреть!

— Я глубоко тронут, конечно, — ответил Столыпин, зевая и пожимая плечами, — но ежели такое желание будет приходить тебе в голову каждую ночь, я от тебя съеду. Найму комнаты у Найтаки и буду там жить. Неужели ты не мог бы полюбоваться мной завтра, ежели сегодняшнего дня тебе было мало?

— Завтра, Монго? Нет, не могу. Как встану, уеду в Железноводск… Ух, как приятно снять с себя мундир!

— Ну так послезавтра налюбовался бы!

— А послезавтра и вовсе не могу, Монго. — Лермонтов подавляет зевок и со вздохом облегчения начинает раздеваться. — Потому что стреляюсь.

Столыпин отбросил трубку.

— Как? Что ты сказал?

— Как? Как все стреляются! Ты угадай с кем!

— Ну уж, милый, тут не до загадок!..

— С Мартышкой стреляюсь, ты подумай!

Столыпин быстро встал и начал стаскивать с себя халат.

— Я не допущу этого, — проговорил он торопливо и решительно, — это дико! Я сейчас же иду к Мартынову.

— Не поможет, Монго. Его уж секунданты уговаривали. Очень свиреп. Я думаю, он кинжалов пять с собой возьмет, кроме пистолета: на всякий случай!

— Не болтай вздора и пойми, что эта дуэль недопустима. Ты меня слышишь, Мишель? Мишель!..

— А ты слышишь, Монго, как ночная птица поет?.. Это она у нас в саду!

— Мишель, давай лучше о дуэли поговорим! Каковы условия?

Лермонтов посмотрел на Столыпина и усмехнулся.

— Да неужели же ты думаешь, что у меня поднимется рука на Мартышку? Я и в того французика, в Баранта, не стрелял, а в Мартышку-то, в товарища по школе?! Слышишь, теперь другая поет? Это значит, ночь кончается. Скоро утро!

— Опомнись, Мишель! — почти закричал Столыпин. — Ведь Мартынов не будет стрелять в воздух!

— Ну, Монго, ты меня просто удивляешь: даже Ваня не верит, что Мартыш может меня убить.

— Где это будет? Когда?

— Послезавтра, Мартынов назначил семь часов вечера, а место мой секундант, князь Ксандр, выберет где-нибудь на половине пути из Железноводска.

— Как? Ты выбрал своим секундантом Васильчикова, который тебя не любит, который всегда в Мартынове разжигал обиду?!