Елена Ильина: Четвертая высота

Он замолчал, а потом перевёл глаза на другой гроб. Все головы повернулись к Гуле Королёвой.

Ветер чуть шевельнул прядку её волос, и лёгкая тень пробежала по нежному лицу, чуть оживляя его суровую неподвижность.

Вперёд вышел командир Соболь.

— Кто бы мог подумать, — сказал он, — что в этой молодой женщине, почти девочке, таится такая сила — сила любви и ненависти, такое поистине величайшее геройство? Гуля Королёва, товарищи, вынесла с поля боя более ста раненых бойцов и командиров, и она же вместе с бойцами на высоте 56,8 штурмом брала немецкие окопы! В тяжёлый момент боя за эту высоту, обагрённую кровью, она подняла оставшееся без командира подразделение и повела его в атаку… Вот эта красивая, юная, всем нам милая девушка… Товарищи, отомстим врагам за наших друзей, за Алёшу Топлина и Гулю Королёву!

Закрылись крышки гробов. Боевые знамёна, тяжело поникнув, склонились над героями. Молча стояли, опустив обнажённые головы, те, кого так любила Гуля, — её боевые товарищи. Батарея из шести орудий выстроилась у могил, устремив жерла в сторону врага.

Прозвучала команда:

— По врагам Родины — огонь!

Гулко грянул прощальный салют. Стволы орудий отпрянули назад. И снова:

— Залпом — огонь!

Десять раз прогремели орудия, и десять раз снаряды с резким свистом полетели в стан врага.

Комсомольский билет Гули Королевой

Прошло полгода. Там, где гремели невиданные в истории войн бои, наступила тишина. Гулкая, трепещущая земля, отзывавшаяся во время боёв на каждый залп так, словно сама испытывала боль, теперь успокоилась.

Настала весна. Изрытые оврагами степи, раскинувшиеся между Волгой и Доном, покрылись низкой зелёной травой. Везде, куда ни посмотришь, застыли разбитые грузовики, скрученные крылья самолётов, перевёрнутые полусожжённые машины.

На берегу Дона у маленького тихого хутора высится обелиск. На шпиле поблёскивает металлическая звезда. Подходя к памятнику, люди внимательно читают надпись на нём. Но и без надписи они знают, кто лежит под этим обелиском.

Дивизия, которая дралась здесь за каждую пядь земли, далеко ушла из этих мест. Но не ушла отсюда слава о Гуле и обо всех героях, павших за эту землю.

Был тёплый весенний вечер. Украинец Хома Онищенко, сержант, окружённый бойцами и хуторянами, курил трубку и не спеша рассказывал:

— Була тут у сусидний дивизии золотокудра дивчина. Така, що страху не мала. От раз бачуть немци — наша частына в бий иде. А попереду — дивчина, уся в полумьи. До немецьких окопив иде, а сама не горыть. Взяла окоп и дальше пишла. Имья цией дивчини було чи Корольова, чи Короленко, а може, и Король.

— А вы що, сами ни бачили? — спросил в темноте чей-то женский взволнованный голос.

— Сам я не бачив, але чув вид людей. Про неи вси говорять.

Хома помолчал, покурил, а потом добавил неторопливо и веско:

— Ця дивчина дуже гарно спивала. Колы немци зачують цю писню «Катюшу», так сразу же стриляты почнуть, щоб чуты не було. Та хиба ж переможешь «катюшу», колы вона по всёму фронту грымыть?

Хома докурил трубку, встал и пошёл. Он и не подозревал в эту минуту, что женщина, которая так тревожно расспрашивала его о «золотокудрой дивчине», была её мать и что приехала она в этот край только для того, чтобы увидеть людей, знавших Гулю, чтобы услышать о ней хотя бы одно слово…

Ёжик с бабушкой приехали из Уфы в Москву вечером. В большую комнату многооконного дома, возвышающегося над Москвой-рекой, вошёл двухлетний мальчик.

Он растерянно посмотрел по сторонам, взглянул на чемоданы и корзины, доставленные сюда на лифте, и сказал:

— Баба, пойдём лучше домой!

— Это и есть наш дом, Ёжик. Сейчас я тебе постельку приготовлю и спать тебя уложу.

Ёжик подошёл к окну, дёрнул штору.

— Нельзя, маленький, — сказала лифтёрша.

— Почему нельзя? — спросил Ёжик.

— У нас в Москве затемнение!

— Ага, — сказал Ёжик, будто понял.

В это время заговорило радио:

«Товарищи! Сегодня, в восемь часов вечера, будет передано по радио важное сообщение! Слушайте наши радиопередачи!»

— Вот будто специально для вас! — сказала лифтёрша. — Скоро мы вашему малышу салют покажем.

В комнате погасили свет, раздвинули штору. За окном грянул орудийный залп. Вслед за ним высоко в небо взвились, затрещав, гроздья красных, зелёных и жёлтых огней. И сразу стало видно всё — заиграли цветными огнями стёкла Кремлёвского дворца, ярко осветились зубчатые стены, блеснули золотом стрелы башенных часов, засверкала внизу вода Москвы-реки. И снова ударили пушки.