— С каким орденом?
— Боевого Красного Знамени.
Телефонная трубка чуть не выпала у Гули из рук.
— Честное слово?
Троянов засмеялся:
— Честное пионерское!
— А кого ещё из наших наградили? Всех?
— Ну вот ещё, всех! Кого следовало, тех и наградили.
— Да разве меня следовало?
— Выходит, что так.
В трубке щёлкнуло. Разговор был окончен. Гуля стояла у телефона взволнованная, растерянная. Дверь распахнулась. В землянку вошла Люда.
— Что с тобой? — спросила она с тревогой. — Случилось что-нибудь?
— Нет… То есть да! Я орден получила!
Люда бросилась её обнимать.
— Я так и знала, так и знала! — твердила она.
— А вот мне и в голову не приходило, — задумчиво сказала Гуля. — Ужасно странно…
— Ничего странного, — рассердилась Люда. — Мало ты раненых на своих плечах перетаскала? Мало людей спасла? А сколько раз ходила в разведку? И ведь никто не посылал, по доброй воле…
— Нет, у меня сейчас воля злая, — сказала Гуля. — Только бы наступления дождаться!
Вечером Гулю и Люду позвали в блиндаж к Троянову. Кроме командиров, здесь были и бойцы, награждённые орденами.
На дощатом столе, на земляных полочках было разложено всякое угощение — копчёная колбаса, конфеты, пряники, — всё, что прислали к этому дню в ящиках и кульках из далёкого тыла. В больших жестяных банках желтел густой, тяжёлый мёд. Это Башкирия прислала подарок дивизии, сформированной на её земле.
Эшелон, гружённый подарками, прошёл сквозь пламя фронта и принёс взрослым людям радость — почти детскую. В блиндаже запахло чем-то домашним, уютным, вкусным.
— Праздником пахнет, — сказал кто-то.
Троянов разлил по стаканам и кружкам вино. Кадыр Хабибулин, который одновременно с Гулей был награждён орденом, торжественно взял в руки свой стакан.
— Разрешите сказать, товарищ старший лейтенант, — обратился он к Троянову.
— Говори, Хабибулин, говори.
— Не знаю, как сказать… — начал Кадыр задумчиво. — Когда я вот такой был, — он показал рукой на аршин от земли, — я одно слово от отца слышал. А мой отец от своего отца это слово слышал. Будто джигиты наши со своим командиром до Парижа дошли (такой город есть), когда Наполеона гнали. Вот хочу я выпить, чтобы наша дивизия до Берлина дошла!
— Есть такой город! Дойдём до него! — сказал Троянов, и все дружно захлопали в ладоши.
С лёгкой руки Хабибулина все развеселились. Вина было немного, и поэтому чуть ли не каждый глоток вызывал новый тост. Пили за родных, разбросанных по далёким городам и сёлам, за товарищей на других фронтах, за города, в которых выросли или которые прошли с боем.
— Товарищи! — негромко сказал Алексей Топлин, командир артполка.
В блиндаже было шумно, но все услышали его и обернулись.
— Товарищи! — повторил Алексей Топлин. — Давайте выпьем за победу, которая уже не за горами, за то, чтобы эта война была самой последней на земле!
Разом сдвинулись, стукнули одна о другую, жестяные и алюминиевые кружки.
— Пейте до дна! — предложил кто-то. — Лучше Топлина всё равно никому не сказать!
— Погодите, — сказала Гуля, — оставьте хоть по глотку. Это верно, что лучше нашего последнего тоста ничего не придумаешь. Поэтому я и не буду ничего говорить. Давайте молча, без слов, выпьем за тех наших товарищей, которые ещё вчера были с нами и которых больше нет.
— За Асю! — шёпотом сказала Люда.
— И за неё!
В блиндаже стало тихо. Но ненадолго. Дружный и грозный залп потряс воздух. Все станковые пулемёты, все автоматы и винтовки били по немецким окопам.
— Это наш салют большой победе! — сказал Троянов.
— Нет, тот будет громче! — ответила Гуля.
Части 214-й дивизии, стоявшие против излучины Дона, вместе со всей Донской армией ждали приказа о наступлении. Предстояло прорвать вражеские позиции, на укрепление которых противник затратил три месяца. Он создал здесь чрезвычайно сильную оборону. Иногда на глазах у наших войск гитлеровцы силой сгоняли со всех хуторов людей — стариков, женщин, заставляя их рыть траншеи. Стрелять наши не могли — ведь впереди были свои, советские люди!
Огромное количество вражеских траншей и окопов были прорыты настолько глубоко и широко, что в них помещались даже орудия и миномёты. И при этом устроены эти траншеи и окопы были с таким расчётом, чтобы вести из них перекрёстный огонь. А перед траншеями и окопами находились всевозможные препятствия: минные поля и бесконечные ряды колючей проволоки с набросанными на неё жестяными банками. Банки предназначались для того, чтобы тот, кто хоть слегка прикоснулся бы к проволоке, сразу выдал себя, подняв трезвон. На случай же прорыва обороны за всеми этими заграждениями громоздились баррикады — подбитые танки, башни, снятые с танков. Из этих подбитых танков и башен вели огонь автоматчики и снайперы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу