Евгений Воробьев: Охота к перемене мест

— Разве вы несчастливая?

— Я счастливая! — выкрикнула Варежка. — Я такая счастливая! Только вот не знаю, что мне делать со своим счастьем. Недаром в прошлом апреле все на моей свадьбе кричали «горько!». И на самом деле горе горькое хлебнула... А поначалу я даже свитер ему собственноручно связала из чистой шерсти. — Она удивленно вытянула перед собой руки, и Шестаков посмотрел на них: тонкие, гибкие пальцы, совсем не для крановщицы. — И чего мой муженек куражился, куролесил? Самолюбие, видите ли, задели. Строил из себя два себя. Ему в комнате отказали, мне дали. А тут меня еще депутатом областного Совета избрали, на сессии в Иркутск зачастила. Он еще больше насупился. На конференции в Москву ездила. В Польшу посылали делиться опытом. Догонял бы, кто ему мешал? А он вместо этого стал дома представлять Отелло и как оно рассвирепело. Ну и пошла разладица... За ум не брался, только за рюмку. И сделался как термометр — всегда под градусом. Укрой меня да раздень меня, а засну я сам. Два раза вносила его в комнату. Недвижимое имущество! Ну а третий раз, когда наскандалил, вынесла на улицу. Спасибо, Антидюринг подсобил. Вниз-то нести легче, чем домой тащить. Хорошо, бог меня ростом, силенкой не обидел... Развод был со всеми удобствами, не пришлось даже фамилию менять. Моя девичья фамилия тоже Белых, из одной деревни. И нету у меня теперь на белом свете человека, по ком скучаю... Надеюсь, лучшая песня не спета, все еще впереди. А дома я одна-одинешенька. Хуже, чем мать-одиночка... Но иметь ребенка от пьяницы... Я теперь влюбленная больше в неодушевленные предметы. Кран свой люблю, книги без вранья. Мне в библиотеке, как приду, все книжки про строительство подсовывают. Что ж, если я крановщица, мне интереснее всего про краны читать? А я люблю книги про взаимоотношения... Еще кино люблю, где приходится смеяться и плакать, как сегодня... Что это я вдруг расчувствовалась? Ни одной бабе столько не наболтала, сколько тебе... Прогоняю память о прошлом, но память никак не отсечь...

Спеша избавиться от неловкости, она запела слегка надтреснутым голосом:

— А любовь Куравлева к Паше Строгановой тоже вранье? — спросил Шестаков.

— Его любовь настоящая. Конечно, рыцарь из него как из... Слышал свист в зале, когда жена притащила Куравлева домой на коротком поводке? Это Садырин свистел. Даже он понял, что любовь у них с Пашей — настоящая...

В летний зной на верхотуре не так душно, как на строительной площадке. Внизу раскаленная каменоломня, пышет жаром от штабелей железобетонных плит и свай, от кучи стальных конструкций.

При такой духоте водителям больше подошли бы наши грузовики в экспортном тропическом исполнении; Михеич уверяет, что в кабине там крутится-вертится полдесятка вентиляторов.

Варежка увидела, как водитель БЕЛАЗа выскочил из кабины, с высоты второго этажа, полуголый; на нем только трусы, сапоги и кепка.

А если Варежке на себя оборотиться?

Она скинула косынку, сняла куртку, сидит и жмет на педали в тапочках на босу ногу. Жаль, совсем рядом маячит бригада Галиуллина. А то с удовольствием устроила бы сибирский стриптиз еще смелее — сняла бы блузку и осталась в лифчике, в легких холщовых штанах. А на двери в будку написала бы мелом: «Мужчинам вход воспрещен» или «Без доклада не входить».

Вдали поблескивает синевой Ангара, сегодня ее свежесть не чувствуется. Из будки не слыхать, но Варежке легко вообразить, как вода с ревом прорывается на перекате сквозь камни. Рев приглушен расстоянием до журчания. Да и мирное журчание слышно, только когда на кране молчат моторы, а ветер дует с реки.

Галиуллин стоял на верхней площадке, привязанный поясом, и не выпускал из рук тяжелого гаечного ключа. Он и его монтажники работали в близком соседстве с будкой крана, но их отделяла от Варежки пропасть. Будто они забрались на крыши двух небоскребов, поставленных один против другого и разделенных узкой улочкой.

Галиуллин засунул за пояс ключ, снял рукавицы, достал рулетку, выдернул блеснувшую на солнце сизо-голубую спираль, отмерил пальцем кусок стальной ленты и улыбнулся: блеснули и золотой зуб и обручальное кольцо.

Он закричал Варежке, счастливый:

— Пятьдесят три сантиметра!

— Ай да Зинуха! — голос у Варежки с хрипотцой.

— Лишку не будет? Все же девочка...

— Жениха выберет повыше. В баскетбольную команду запишут, как меня!