Ахмедхан Абу-Бакар - В ту ночь, готовясь умирать...

У Сибхат еще оставались три солдатских письма. Она решила, прежде чем ехать в то место, где похоронены ее сыновья, найти в райцентре людей из аулов, в какие адресованы письма, и попросить, чтоб они доставили их. В райцентре как раз проходило совещание животноводов. Сибхат Карчига отдала два письма, а третье все еще держала в руке.

— Из Анчи-Бачила никого нет? — спрашивала она всех в фойе Дворца культуры.

— Как же, как же, был здесь сам Усатый Шарап, в президиуме сидел. Да вот он.

Шарап стоял в толпе, окруженный возбужденными, веселыми людьми. И сам весь сиял. Он первым протянул ей руку:

— Как живешь, Сибхат?

— Неплохо, уважаемый Шарап, не жалуюсь.

— Да ты никогда и не жаловалась. Но как же с сыновьями? Я слышал, ты всех расспрашивала о них…

— Да и не зря, уважаемый Шарап. Я знаю место, где они погибли. Вот и собралась ехать туда. Они похоронены в Карелии, это в газете написано, в каком-то Лахтенпохском районе. У меня к тебе просьба…

— Пожалуйста, пожалуйста, всем, чем могу, я рад тебе помочь, — с готовностью заулыбался Шарап.

— Ты знаешь такого… — Она посмотрела на письмо. — Алибеков Галбец?

— Как же не знать Галбеца! Это мой спаситель. Он меня на ноги поднял с моим колхозом. Что, ему письмо?

— Да. Это давнее письмо. Еще фронтовое.

— Фронтовое? — Шарап взял письмо.

— Пожалуйста, передайте его адресату.

— Обязательно передам, обязательно. — И Шарап сунул письмо в карман.

После перерыва, сидя в президиуме, он вспомнил о письме, достал его, повертел, раскрыл и стал читать, даже не подумав, хорошо ли это.

«Здравствуйте, уважаемые Галбец и Заза!

Я бы назвала вас отцом и матерью, но не смею, потому что вы меня не знаете. Да и ваш сын, мой муж Хаджи-Мурат, видно, не написал вам обо мне ничего. Он боялся, что вы не поймете и не одобрите такой его шаг, он говорил, что у вас в горах насчет этого очень строго. Мы полюбили друг друга, и ничего с этим нельзя было поделать. Я познакомилась с вашим сыном на границе, он был политруком, а я работала медсестрой в гарнизоне. Мы собирались сыграть здесь свадьбу, а затем приехать к вам, но судьба решила все по-своему. На второй день войны, в районе Броды, мой муж, ваш сын Хаджи-Мурат Алибеков, погиб. Он похоронен в братской могиле на опушке леса у реки Стырь. Нам пришлось отступать. И вскоре меня уволили из армии по случаю того, что я должна была родить. И родила я сына уже в оккупированной немцами деревне неподалеку от Калуги. Покойный муж мой, ваш сын, хотел, если родится мальчик, назвать его именем дедушки — Алибеком. Но вы простите меня, я не могла так назвать его, я очень любила вашего сына и дала ребенку имя Хаджи-Мурат. Живу я у доброй хозяйки, правда, страшно видеть на нашей земле, на фоне нашего белого снега, эти серые мундиры вражеских солдат. Не знаю, что дальше с нами будет. Пишу это письмо в надежде передать добрым людям. К моей хозяйке, у которой я живу, вернее скрываюсь, ходят такие люди. Очень хочется, чтоб письмо попало к вам, чтоб вы знали о судьбе вашего сына Алибекова Хаджи-Мурата и о том, что у вас есть внук Алибеков Хаджи-Мурат. Как хочется вырваться отсюда и приехать с сыном к вам, даже если вы не примете и выгоните меня, я все равно приеду. Если со мной случится беда, то хозяйка знает, что у меня в Саранске живет мать, и она постарается сына моего переправить к ней.

С пожеланиями доброго здоровья жена вашего сына и мать вашего внука Наташа Алибекова».

Усатый Шарап, еле дождавшись перерыва, выскочил на улицу, провел по лицу ладонью и крутнул усы. Первая мысль была: немедля ехать к Галбецу. Это такая весть, это такая радость!.. Но потом Шарап призадумался: «Нет, так нельзя. Старик забеспокоится, засуетится. А вдруг там никого нет в живых? Конечно, пока ничего старикам не надо говорить, надо разузнать, написать письма, разослать телеграммы в Калугу и в Саранск». Шарап перечитал письмо. «Сколько же ему сейчас?.. Родился в сорок первом… Больше тридцати лет. Это уже мужчина. Алибеков Хаджи-Мурат Хаджи-Муратович, так получается… Найдись, только найдись, сынок… Ты обрадуешь стариков, так обрадуешь, что словами не сказать. — И вдруг спохватился Шарап: — Зачем письма, зачем телеграммы? Я давно не знаю, что такое отпуск, отдохнуть я должен когда-нибудь, давно никуда не ездил… Калуга, Саранск, все через Москву, а я в Москве давно не был. Решено. Ай да Усатый Шарап!» И, похвалив себя за мудрое решение, он пошел к машине.

Перед отъездом Усатый Шарап навестил стариков в Галбецла-Юрт. Как обычно, Заза налила ему чай с медом из цветов шиповника, с таким ароматным медом, будто это не мед, а законсервированный аромат наших гор. Они сидели у большого открытого окна — Галбеца и Зазу председатель давно переселил в две светлые комнаты на нижнем этаже еще недостроенного дома отдыха.