Александр Яковлев - Октябрь

— В рай, не в рай, а вообще-то, братцы, дело не того… табак. Бьют по-настоящему.

— А откуда это били?

— Должно, с крыши, с гостиницы. Там их тьма засела.

— А може, от Воскресенских ворот?

— Нет, это с крыши, — подтвердил Акимка. — Я видел, когда бежал сюда: с крыши.

Все с любопытством посмотрели на него. Паренек-то ведь случайно не лежит вместе с солдатом.

— Ну, что, товарищ, чай, у тебя душа-то в пятках теперь? — спросил рабочий, говоривший о рае. — Пожалуй, тебе теперь иголку надо?

— Какую иголку? Зачем? — удивился Акимка.

— Иголку настоящую. Душу-то выковыривать из пяток.

В толпе коротко, нехотя засмеялись. Акимка покраснел, и у него стал такой сконфуженный вид, что пожилой усатый солдат угрюмо сказал ему:

— Зря ты, парень, полез сюда. Право, зря.

— Почему же зря? Разве я не такой же гражданин, как, например, вы? Это даже странно! — запальчиво, обидевшись, уже чисто по-мальчишески выпалил Акимка.

Солдат промолчал и молча, пренебрежительно сплюнул в сторону:

— Тьфу…

Акимка нервно прошелся взад и вперед по тротуару, подошел к самому углу и выглянул к Охотному. Отсюда уже было видно и Охотный, и Воскресенскую площадь, и часовню Иверской иконы, и дальше, через Воскресенские ворота, угол Красной площади. Все было пусто. Ни людей, ни экипажей. И эта пустота особенно пугала. Всегда, даже в глухую ночь, здесь было много народу. А теперь никого. Под Воскресенскими воротами и ближе сюда, за углами, мелькали фигуры, стреляли из винтовок, и пули с резким зиганьем летели мимо, били мостовую и в забор большого строящегося дома. В Охотном ряду, за углом, мелькнула какая-то фигура. Акимка взял винтовку к плечу. Фигура скрылась. Но Акимка, всем существом чувствуя, что ему можно выстрелить и что его никто за это не накажет, прижал к плечу винтовку и нажал спуск. Винтовка резко толкнула в плечо. В ушах загремело и запищало…

Солдаты столпились к углу.

— В кого бил? — спросили они.

— А там студент, кажись…

— Смотри, не убей частного какого. Здесь много шляющих.

Из-за угла опять высунулась фигура в серой шинели и — тррах!.. — выстрелила сюда и опять юркнула за угол.

Пуля отбила кусок штукатурки.

На солдат и на Акимку полетело облачко тонкой пыли. Все разом отшатнулись.

— Вот, мать честная! — удивленно сказал Акимка.

Ему приятно было, что в него стреляли. В него — Акима Розова. Об этом можно потом рассказывать всю жизнь.

— Ах, они!.. — вдруг громко, на всю улицу закричал молоденький солдат. — Они этак, так их. А!

И, ругаясь страшными словами, он начал торопливо стрелять по улице.

Трах… Трах… Трах…

Два других солдата подскочили к нему, и один с колена, а другой стоя, с азартом, будто по наступающему неприятелю, стреляли вдоль улицы.

Акимка весь загорелся. Он выскочил из-за угла на самую улицу и, стоя открыто, стрелял в дальние дома. Никого нигде не было видно, но и солдаты, и Акимка, и пятеро других рабочих, прибежавших к углу, все сосредоточенно стреляли, пересыпая выстрелы ругательствами. Из-за угла напротив показались солдаты, и раздались выстрелы… все туда же, по невидимому врагу.

Стрельба продолжалась минуты две. Акимка видел, что никого нет, стрелять не нужно, что их выстрелы попадают или в мостовую, или в стены домов, где, может быть, сидят свои же люди, но, возбужденный, стрелял до тех пор, пока расстрелял три пачки… От выстрелов у него заныло плечо. Ладонь правой руки покраснела, натертая шишечкой затвора. А пока отсюда стреляли, в Охотном было тихо.

— А может быть, они ушли оттуда? — спросил Акимка.

— Како ушли! Там. Сейчас вот в угольный дом стреляют.

— А там наши?

— Ну да. Сидят наши.

И вдруг, как бы подтверждая этот ответ, из окон угольного красного дома затрещали частые выстрелы.

— Вишь? Это наши, — подтвердил солдат.

Из Охотного донесся крик. Солдаты прислушались. Крик опять повторился.

— Ранили кого-то, — сказал рабочий с рыжим шарфом.

— Должно, ранили. Кричит. Не хочет умирать.

— Юнкеря, должно.

— Видать по всему, что юнкеря. Кричит, как резаная свинья, — сказал юркий солдат и нехорошо засмеялся.

Он заискивающе посмотрел на всех, словно искал сочувствия.

Но все промолчали.

— Стой-ка, о чем кричат?

За углом кричали надрывно. Все стали слушать, вытянув шеи, но ничего нельзя было разобрать. Акимка опять вышел из-за угла, присмотрелся и, подняв винтовку, стал стрелять. Теперь уже стрелял спокойно, целясь.

Сначала выстрелил в дымовую трубу, хорошо видневшуюся на фоне серого неба, потом в большой электрический фонарь, висевший на столбе на соседнем углу. Фонарь после выстрела качнулся.