Блестящие лакированные козырьки, желтые «крабы» на фуражках, неокрепшие голоса, в которых еще не хватает командирского «металла», но держатся парни непринужденно, с бывалинкой и бравадой. Наверное так же выглядел в пору своей молодости и он сам, Бирюлин, да война быстро сбила с него все наносное.
— В отпуск или на новое место службы? — поинтересовался он.
— Да как вам сказать… — многозначительно ответил белобрысый, давая понять, что с незнакомыми людьми распространяться он на эту тему не собирается.
Бирюлин подумал: не те ли это молодые летчики, о которых ему сегодня говорил генерал Барвинский? Если «те» — тогда есть смысл повнимательней приглядеться к ним: все-таки работать придется вместе. Но вспомнил, что на нем не привычная полковничья форма, а всего-навсего спортивный костюм, — с таким они не захотят говорить о службе. Сам военный — понимает. Чтобы не стеснять их, Бирюлин вышел покурить в коридор.
Грохочущие колеса на бешеной скорости несли поезд. Бирюлин любил дорогу. Может быть, с того времени, когда его, семнадцатилетнего паренька, впервые протяжный гудок паровоза позвал в первую дорогу — дорогу войны… И сколько их было потом в жизни, этих дорог!
А теперь жена кое-когда и ворчит: «И когда только из этой дыры выберемся? Пора и о детях подумать». — «Что дети! Вадим в летное училище пойдет. Вон какой он у нас парень! Самолетами бредит! Все книжки, какие есть про авиацию, перечитал. А Динка… та пускай пока школу заканчивает». — «Я не о том, Володя! Не видели они у нас с тобой ничего, кроме гарнизонов. Не современные какие-то…»
И тогда Бирюлин искренне взрывался:
«Несовременные? Это Вадим-то? Лучший математик в школе? Или Динка? Ее стихи даже в «Юности» напечатали! Мудришь ты что-то, жена», — веско заключал Бирюлин.
И снова дорога…
Когда Бирюлин вернулся в купе, лейтенанты сидели за столиком и о чем-то возбужденно спорили. При его появлении они умолкли.
— Помешал?
— Что вы, папаша! — ответил белобрысый лейтенант. — Мы с Эдом, Эдуардом, — поправился он, — гадали, что нас ожидает в новых краях. А ожидает нас несладкая жизнь кадровых офицеров.
— Но вы, насколько я понимаю, сами выбрали эту несладкую жизнь?
— Сами-то сами, но пожить-то хочется ярко. Ведь жизнь летчика коротка, как платье балерины…
— Зачем же вы тогда выбирали летное? — вежливо осведомился Бирюлин.
Белобрысый лейтенантик снисходительно посмотрел на него и хмыкнул:
— Не понять вам этого…
— Ну почему? — Бирюлин едва не рассмеялся.
— Помните «Песню о Соколе»?
— «Рожденный ползать — летать не может»?
— Угадали. — Он отвернулся к окну.
Но Бирюлина уже по-настоящему задело. «Парень, видно, с характером, однако заносит его», — подумал он.
— Не знаю, как звать вас…
— Лейтенант авиации Валентин Зацепа! — шутливо вытянулся офицер.
— Лейтенант авиации? — удивился Бирюлин. — Разве есть такое звание? Я понимаю, генерал-лейтенант авиации или генерал-полковник авиации…
— А у меня, папаша, дальний прицел.
— Если дальний, тогда лады, — улыбнулся Бирюлин. — А насчет платья балерины… Ну и сравненьице…
— А разве не правда? Не зря же нам идет выслуга год за два. На острие ножа танцуем.
— Вы любите красивые сравнения.
— О нашей работе надо говорить только красиво. Да что там! Мы живем мало, седеем рано. Эд, наклонись. Видите, следы жизненных потрясений?
— Да ладно тебе! — отмахнулся от Зацепы рослый его товарищ, на пышной черной шевелюре которого действительно пробивалась седина. — Это у меня по наследству. И знаешь, хватит трепаться. Давай-ка на боковую.
В город поезд прибыл утром. Лейтенанты, схватив чемоданы, заспешили к выходу. Бирюлин собирался не торопясь и посмеивался, представляя, какими растерянными будут выглядеть молодые офицеры, когда в «папаше» узнают командира полка. Он почему-то был уверен, что это те самые молодые летчики, которых откомандировал в его полк генерал Барвинский. Надев форму, он медленно, словно сожалея, что окончена дорога, сошел со ступенек вагона на перрон. Постоял, проводил погрустневшим взглядом уходящий поезд, выкурил папиросу и хотел было идти, как увидел водителя своей машины.
— Рязанцев, а вы почему здесь? За кем приехали?
— За вами. Подполковник Будко прислал.
«Ай да комиссар, ну спасибо!» — подумал Бирюлин, тронутый заботой своего замполита.
Они вышли на привокзальную площадь и направились к зеленому газику, приютившемуся в стороне от автобусной остановки. И тут Бирюлин заметил своих попутчиков. С хмурым видом стояли лейтенанты в самом конце автобусной остановки.
Читать дальше