Анатолий Рыбин - Трудная позиция

— О поведении курсанта Красикова знаете? — спросил Вашенцев.

— А что случилось, товарищ майор? — в свою очередь спросил Крупенин.

— Гм... значит, ничего не знаете?

Озадаченный Крупенин враз не мог сообразить, в чем же дело. Совсем недавно, каких-нибудь двадцать — тридцать минут назад, он видел Красикова в электротехнической лаборатории и ничего плохого за ним не заметил. Больше того, он разговаривал и с самим Красиковым и с его товарищами. И опять же — ничего подозрительного. Значит, то, что встревожило майора, произошло, вероятно, после занятий во дворе или в казарме. Но что именно? Крупенин терялся в догадках.

— Вот так и живем-служим. — Вашенцев раздражался все больше. — Человек спит и видит, как бы уйти из училища, а вы знать — не знаете, ведать — не ведаете.

«Ах, вон в чем дело!» — догадался наконец Крупенин и тут же попытался объяснить, что Красиков действительно к таким разговорам имеет некоторую склонность, но придавать им значения не следует, потому что все это у него не серьезно.

— Чепуху вы городите, — вконец рассердился Вашенцев. — Он же заявил мне вполне ясно, что поступил в училище не подумав и что намерен исправить эту свою ошибку. Поняли?

— Ну что же, я разберусь, — пообещал Крупенин как можно спокойнее. — И поговорю с ним, конечно.

— Нет уж, хватит, — сказал Вашенцев решительно. — У нас не интернат для исправления балбесов и не трудколония какая-нибудь. В стране достаточно парней, которые желают стать офицерами и будут служить, не боясь трудностей и не играя на нервах командиров. — Помолчав, прибавил с возмущением: — У меня, знаете, болит еще голова от вашего Саввушкина. Так же вот тянули да разбирались. Помните?

Упрека этого Крупенин ждал. С Саввушкиным он действительно попал в историю неприятную. Имел от него четыре рапорта с просьбой отчислить из училища и никому не доложил о них — ни командиру дивизиона, ни начальнику училища. Все надеялся: поймет, может, человек, образумится, а вышло так, что не понял и не образумился, только шум поднял с этими рапортами на весь округ. До самого командующего дело дошло... Однако ставить Красикова в один ряд с Саввушкиным Крупенин все же не мог. Не мог потому хотя бы, что Красиков не написал ни одного рапорта, а разговор есть разговор. Он попытался, как мог, объяснить это командиру дивизиона, но тот не захотел, слушать, а потребовал, чтобы сразу же после встречи Нового года Красиков был представлен к отчислению из училища.

— А может, все-таки поговорить по первому разу? — не теряя надежды убедить майора, спросил Крупенин.

— По какому первому? — возмутился Вашенцев. — Уже почти полгода прошло с начала учебы. И вообще... укрывательством заниматься прекратите. Довольно разыгрывать доброго дядюшку...

В батарею Крупенин возвращался сильно расстроенным. «Вот балда стоеросовая, — ругал он Красикова. — Не мог уж в такой торжественный день подержать язык за зубами! Теперь, конечно, майор этого дела так не оставит».

В своей комнате, официально именуемой канцелярией, старший лейтенант долго стоял у окна и мучительно думал: «А может, и правда зря вожусь я с этим Красиковым? Может, давно отчислить надо было без всяких сомнений?»

Короткий зимний день угасал... Последний отблеск слабого закатного солнца еле удерживался на заиндевевшем парусиновом макете ракеты, что возвышался над зданием клуба неподалеку от казармы. Круто нацеленная в небо ракета, казалось, летела, оставляя за собой полосу пенистого следа, какой тянется обычно за реактивным самолетом на большой высоте. Крупенин вынул из кармана блокнот, куда имел привычку записывать все, что происходило в батарее. Сейчас его интересовали свои записи о Красикове.

«...А в нем что-то есть. Сегодня по математике получил пятерку. В синусах, интегралах и косинусах чувствует себя довольно твердо. По физкультуре тоже на уровне. Взял «коня», пятнадцать раз подтянулся на турнике. Другие — восемь, десять. Похвалил. А через час хотел дать наряд вне очереди за ссору с курсантом Винокуровым. Тот и другой уверяют, что больше подобного не повторится».

«...Такого с ним еще не бывало. Всю ночь под выходной не спал, сидел, как лунатик, на койке. В медпункт идти отказался. Значит, не болен. Посоветовал командиру взвода присмотреться».

«Новое дело. Комсорг Иващенко сообщил: Красиков поговаривает об уходе из училища. Толковал с Красиковым целый вечер. Считает, что быть офицером у него нет призвания. Чепуха, конечно. Когда поступал, писал совсем другое. Вероятно, влияние Саввушкина».