Олесь Гончар - Твоя заря

-Светлеет мир. Энергии прибавляет познание. Да только годы богут... Устал?

- "Жить на пределе" ты слышал такое выражение? - после короткой паузы взглянул на меня Заболотный.- Было такое в обиходе у ребят нашей эскадрильи.

Все время находиться в состоянии наивысшего напряжения, на грани, на предельной черте так это у нас тогда понималось...

- Где-то я читал, что ни у кого из^фронтовых летчиков не зафиксирован инфаркт во время полета... Ты как считаешь, это отвечает истине?

- По крайней мере, я не припомню у нас ни одного такого случая... Даже тяжело раненный, даже смертельно-и тот в конце концов дотягивал до аэродромного поля... Умирали потом, но не в полете.

- Выходит, наука могла бы сказать, что в полете смертный пребывает на пороге бессмертия?

- Шутки шутками, а пока летишь, напряжение нервов, очевидно, действительно такое, что его не просто преодолеть... И вообще в человеке много загадочного... Если верить йогам и тем же фронтовым летчикам,улыбнулся Заболотный,- человек обладает потенциалом возможностей поистине фантастических, до конца еще никем не исследованных...

- Соня говорила, что после той японской аварии тебе врачи запретили летать. Даже в ранге обыкновенного пассажира?

- В прошлом году во время отпуска впервые прорвался в небо! Можешь себе представить, каково летчику после продолжительного перерыва снова очутиться на борту, даже если это всего-навсего скромный наш "Ан-24"... Чувствуешь себя так, ну, словно действительно впервые,- петь хотелось, ей-же-ей... Еще и не взлетели, а уже несется воздушная струя, вижу, как ветер гонит под крылом самолета аэродромную траву... "Соня! - кричу,смотри!" А она только смеется... Кстати, как там она, верная моя Хранительница?.. Дай-ка позвоню.

Разговаривая с Соней по телефону, Заболотный время от времени хмурится.

- Знаю, знаю,голубушка... Все будет в порядке. О перемене рейса мне еще днем сказали в секретариате.- И, положив трубку, резко обернулся.- Вот, брат, снова лечу!

Вместо того, чтобы домой, лечу на "Черный континент"...

Для меня это было полной неожиданностью. Ведь в последние дни только и разговоров, что Заболотные, отбыв уже здесь свое, вот-вот должны возвратиться в Союз, домой к своим мифическим пчелам, которые всегда вызывают улыбку среди окружающих, и вдруг такое...

- Это окончательно?

- Обсуждению не подлежит. Миссия весьма важная.

Мне, впрочем, не привыкать, полот так полет, а вот Соню жалко,- говорит Заболотный.- Она совсем уж настроилась домой. Женам нашим вообще достается. Когда долго приходится быть в разлуке, где-то в дальней командировке, то самым трудным оказывается все-таки это: а как там она?

А что с ней? В особенности если в такую дыру попадешь, что и связаться с домом невозможно, не имеешь никакой весточки оттуда... Тогда, пожалуй, острее всего чувствуешь себя моральным должником перед ней, перед самым близким в жизни человеком. Всю жизнь она ведь посвятила тебе! Любовь, способности, безмерную щедрость души, не знающую усталости заботливость все отдала тебе и детям, от чего-то, может, взлелеянного в мечтах отказалась, без колебаний приняв иную судьбу - кочевать по градам и весям со своим вечным странником, делить с ним все, что выпадет на его долю.

Мне даже странно было слышать это от него, всегда сдержанного, скрывавшего свое интимное под защитной оболочкой юмора, слышать неожиданно откровенную эту исповедь о его чувствах к Соне, признание в том, как он порой чувствует себя виновным перед ней, ведь, что греха таить, далеко не всегда бывал он к своей подруге жизни достаточно внимательным, порой причинял ей огорчения, даже нс замечая этого,- на такие вещи почему-то чаще всего обращаешь внимание лишь перед дальней дорогой...

Сколько раз, скажем, забывал на работе за своими служебными хлопотами даже позвонить ей, не вовремя являлся домой, где-то там проводил часы, шутил за коктейлями с людьми, в сущности, посторонними, а она, человек самый близкий и так преданный, в это время ждала, ждала и, между прочим, не всегда находила нужным потом упрекнуть тебя... Есть люди, как бы заряженные одним-единственным чувством, и казались бы они, возможно, даже примитивными в своей моноэмоциональности, не будь это чувство любовью!.. Он говорил об этом сейчас самоуглубленно, словно впервые у него появилась такая возможность - вглядеться в себя, за будничной суетой сделать попытку докопаться до сути, и вот здесь, в этом случайном номере гостиницы, он словно открывает для себя еще одну грань любви, всю неизмеримую ценность близкого ему человека, матери его детей. Чувствовалось, как волна нежности, внезапно нахлынувшей благодарности сейчас переполняет его...