Владимир Дягилев - Вечное дерево

Еще скажу о бригадире. Он очень переживает. И мы за него переживаем. Как ты думаешь, можно к нему на дом явиться, хотя бы пол .помыть? Он ведь один сейчас.

Мы втроем придем и помоем.

И еще, Гануся. Галка наша в Сержа по уши. Из комитета не вылезает, хотя и делает вид, что она не думает о Серже. Напиши ей, чтоб меньше торчала в комитете.

Нехорошо это, не гордо.

И, пожалуйста, пиши нам. Мы очень по тебе скучаем.

Обнимаю тебя и целую.

Нюся.

Нюська не дает прочитать, что она там нацарапала, и потому я подписываюсь только под своим написанным.

Целую, Гануся, жду тебя не дождуся. Нелька".

"Ганна!

Разреши не писать обычных слов, которыми начинают письма. Ты и так знаешь, что я отношусь к тебе как к другу и желаю быстрее поправиться, пережить наше общее горе и вернуться в бригаду.

Сейчас у меня есть срочные, деловые вопросы. Я не решался писать тебе о них. Но очень надо. Ты извини и пойми. Договорились?

Дело вот какое. Наш друг Леша одно время занимался реостатными рамами, что-то придумывал, изобретал.

Он мне и говорил, да я позабыл, потому что это было во время экзаменов и мне тогда не до "ранки" было. Что-то насчет особого крепления, особых зажимов. Ну, убей - не помню. Может быть, вспомнишь? Очень надо.

Тут такое дело. Наш полковник влип с этими рамами: махнул с Клепко. Теперь мучается, и помощи не принимает, и сам пока что ничего придумать не может, и норму недодает. Ему на помощь даже его товарищи, отставники, подключились. Откуда они узнали-ума не приложу. Но что они могут? Только мы сумеем помочь.

Правда, наш с норовом. Но это я беру на себя.

И еще одно. Приходил тут усатый такой, тоже отставной, новенький, в парткабинете работает. Может, знаешь?

Полковником интересовался. Все выспрашивал, со всеми беседовал. Я так понял: неспроста это. Правда, наш Кузьма говорит-муть, но я-то вижу.

А в общем, у нас порядок. Все на высоте. У меня лично тоже на уровне. А если девчонки тебе что-нибудь насчет меня пишут-не верь. Они все меня разыграть пытаются, но это у них не выйдет. Я не мальчишка, кое-что в жизни понимаю.

Да, Ганна, чуть не забыл: наш полковник расценками заинтересовался. Пока принюхивается. Но я верю: он может. С ним считаются, и мужик он въедливый.

Ну, отдыхай там. Нас не забывай. Мы тебя все помним и ждем, как родную.

Сердечный привет,

Семен."

Ганна отложила письма в сторонку, закрыла глаза и тотчас представила себе завод, цех, свою бригаду: Галку в цветастой косынке, Нельку и Нюсю, всегда смеющихся, Сеню со сведенными на переносье бровями. И так тосклич во стало, так захотелось повидать их всех, поговорить, поработать рядом с ними. Впервые за время разлуки она ощутила тоску по заводу, по товарищам, по работе. Всю неделю, что она здесь, у моря, Ганна старалась ни о чем не думать, больше ходить, больше бывать на берегу, дышать свежим воздухом. Так и советовали врачи. Еще они велели находиться среди людей. Но ей не хотелось шума, голоса ее раздражали, смех выводил из себя. Тут, на берегу, ей было спокойно.

Ганна часами сидела у моря, глядя вдаль и наслаждаясь переливами красок. Ей ни с кем не хотелось быть, никуда не хотелось идти. И на почту она не ходила всю неделю.

Сегодня, совершенно случайно, проходя мимо почтамта, она увидела очередь "до востребования", пристроилась и получила наконец свою корреспонденцию.

Писем скопилось целый десяток. Еще от Полины Матвеевны, из комитета, еще от кого-то-почерк совсем незнакомый. А эти она сразу узнала, круглые буквы, писанные Галкиной рукой (она и раньше получала от нее письма, когда бывала в отпуске). И Нелькин-почерк тоже знаком - буквы внаклонку, словно прижались одна к другой плечами, как вон девчата на скамеечке. Сеня пишет четко, как на чертеже. Он и к письмам серьезно относится, будто и тут зачет сдает.

Что он написал? О чем?

- Что-то про Лешу,-вслух произнесла Ганна и повторила, как бы вслушиваясь в эти слова: -Про Лешу.

Она впервые с момента несчастья произнесла его имя. Проговорила и задумалась, и не ощутила острой боли, а только грусть, что всегда чувствуешь, вороша дорогие сердцу воспоминания.

- Да, про Лешу. И это важно.

Ганна быстро достала Сенино письмо, еще раз перечитала.

"Было, было. Леша хотел избавиться от тяжелых тисков..."

Раскатистый гогот отвлек ее от мыслей. Ганна повернула голову и в стороне, у книжного киоска, увидела группу парней, гогочущих во всю силу своих глоток. Над ними возвышался неуклюжий, костлявый юноша. Он торчал над всеми, как гвоздь из доски.