Владимир Дягилев - Вечное дерево

- Н-да-а,-протянул Михеев.-По структуре подходите, по анкете - нет.

- Это почему же?

- Полковник. Неудобно. Дискредитация мундира получается.

- Что вы!

- Вот так,-сказал Михеев, возвращая документы.

- Может, другая какая работа есть?-спросил Степан Степанович.

- Подходяги нет...

-Но мне сказали.,.

- Подходяги нет,-повторил Михеев.-Енде.

- Что?

- Конец, говорю. Желаю,-и он небрежно кивнул Степану Степановичу.

Степан Степанович не стал выговаривать Михееву за его поведение, ему уже не хотелось здесь работать. Он шел обиженный, оскорбленный, стараясь не обратить на себя внимание людей в измазанных телогрейках.

На улице буксовали машины, работали подъемные краны. Девушка в красной косынке все так же что-то кричала парням. А они снова отвечали!

- Непонятно!

Девушка.ругалась, а парни хохотали, держась за животы и приплясывая на гнущихся подмостках.

И этот здоровый раскатистый смех как-то сразу ободрил Степана Степановича.

"Какого лешего, - подумал он. - Чего я сюда? У меня свое есть. Завод, И только туда, И от этого не отступлю...."

И он решительно повернул к дому.

Куницын устроился на работу с ходу, на следующий же день после памятного вечера у Стрелкова, после неожиданной стычки с ним.

"Дачник, говоришь, специалист по разведению малины... - с возмущением рассуждал он. - Ишь ты, мужественный товарищ! Мы еще посмотрим, кто что сможет".

Работать Куницыну не хотелось. Пошел он на службу лишь потому, что было задето его самолюбие и он под горячую руку заявил, что устроится раньше Стрелкова.

Сделать это было не трудно. Куницын отправился в райком и подал заявление. Ему предложили несколько должностей, в том числе и должность заведующего партийным кабинетом крупного завода. Место вполне его устраивало. Оно было достойно звания, опыта, возраста.

"А то -слесарь, - все не мог успокоиться он. - И недостойно и простенько".

Однако самолюбие Куницына было не вполне удовлетворено, потому что не устроился еще Стрелков, и поэтому нельзя было объявить о своей работе, точнее, решить, кто более прав-он или Стрелков, нечестно было бы заранее выставлять свою правоту,

С детства Куницын привык быть честным и искренним, не терпел лжи и фальши. Считал неправду великим злом.

Воспитывался он у деда и бабки-людей суеверных, набожных. Часами старики простаивали на коленях перед иконами, часами молились и внука приучали молиться. А внук хотел знать, что такое бог и где он находится, и почему его никогда не видно. На его вопросы бабка не отвечала, мелко крестилась и стращала, показывая на иконы: "Вот он тебя, боженька-то".

Тогда он решил проверить, где же тот бог, что виден бабушке и не виден ему. Как-то бабушка вышла на завалинку погреться, а он на лавку, к иконам. Едва дотянулся до нижней - она сорвалась и полетела на пол.

Платоша зажмурился, замер, ожидая божьей кары. Но ничего не последовало. На полу, дымясь пыльцой, лежала старая дощечка.

- Бабушка! - закричал Платоша, выскакивая из избы. - Икона-то деревяшка. Бога-то нет!

Пороли Платошу, на горох ставили, голодом морили.

А он твердил свое: "Бога нет. Икона-деревяшка".

Плакала бабка, молилась за непутевого внука. Не помогало.

- Поперешный, одно слово, - заключила бабка и от"

везла его в сиротский дом.

Вот таким "поперешным" и вырос Куницын. Поперек неправды всю жизнь шел...

Из-за своей "поперешности" он и из армии ушел. Случилась в общем-то не такая большая история, со стороны поглядеть-мелочь, комариный укус. У полковника Куницына был в подчинении подполковник Каравай - верный фронтовой товарищ, человек резковатый, медлительный. Зато честный, смекалистый и умный офицер. Они Давно сработались и никогда не подводили друг друга.

Но вот соединение принял новый генерал, по фамилии Медведников, этакий жилистый, весь из желваков, будто он всю жизнь рвался, а его все в узелки связывали. При первом же знакомстве с Куницыным он спросил:

- Кто у вас в помощниках? Каравай? .. Так вы его...

это самое, - и сделал движение рукой, словно крошки со стола смахнул.

- То есть как? - переспросил Куницын.

- Нужно одного офицера устроить.-Заметив недоумение и растерянность Куницына, генерал пошутил:- Каравай, Каравай, ну-ка место уступай.

Куницыну было не до шуток. Унижение, обиду почувствовал он в словах "узловатого генерала". Человека убрать-что крошки смахнуть.

Уклончиво ответив генералу, он зашел к товарищам.

Он считал все настолько возмутительным и несправедливым, что любой должен понять и активно поддержать его. Так он считал. Да не так думали те, к кому он обратился. Те предпочитали с начальством не ссориться.