Увидев меня, девушка перестала петь. Я почувствовал себя неловко, словно вторгся в чужие, запретные владения.
Видимо, от неловкости я вдруг спросил:
— Вы что, здесь рыб пением приманиваете?
Девушка улыбнулась и ответила:
— А вы — отпугиваете ворон?
Мы дружно рассмеялись.
К великому моему удивлению, девушка оказалась московской артисткой. Ее звали Лидой. Здесь Лида выросла и каждый год приезжает проведать своих стариков, побродить по лесам, «подышать свежим ветерком».
— Знаете, — сказала она, — хоть на несколько дней приеду сюда — как в живой воде выкупаюсь...
Мы пошли вместе к дебаркадеру. Лида, собираясь ночью сесть на пароход, идущий из Великой губы в Петрозаводск, засветло переправилась на остров из маленькой деревушки за проливом — чтобы потом ночью не тревожить своих стариков.
День уже кончился, а вечер еще не наступил. Все предметы вокруг стали сиреневыми, расплывчатыми. Стих ветер.
На поле у двух тарахтящих с зажженными фарами тракторов спорили люди — то ли один из тракторов застрял среди камней, то ли просто сломался.
Я подумал — вот одна из примет нашего времени: тракторы на крошечном островке. Но тут же остановил себя: как часто, говоря о приметах времени, у нас берут то, что лежит на поверхности. Художник, рисуя обычный пейзаж, проводит в небе след от реактивного самолета, поэт, желая идти в ногу со временем, насыщает свои стихи до отвала словами: космос, атом, антимир...
В то время как главная-то примета нашего времени — в человеке. И не в том только, как он работает, как выполняет план. А во всех его поступках, в его духовной красоте, неодолимом стремлении к лучшему! А след от истребителя и высокая производительность есть и на других горизонтах...
Мы еще раз обернулись, чтобы взглянуть на Кижский погост. Церкви растворились в потемках.
— У меня самая большая мечта — спеть в опере, которую, может быть, догадается кто-нибудь написать по мотивам легенд о Кижах, — сказала Лида. — Хотите, расскажу мою любимую легенду о Преображенском соборе? Жил в петровские времена здесь один старый рыбак. Сын его был женат на самой красивой кижанке. Настолько она была хороша, что даже на Беломорье о ее красоте пели песни. И вот однажды в доме рыбака остановился со свитой какой-то приближенный Петра. Когда молодой рыбак ушел в озеро за рыбой, вельможа начал преследовать его жену, уговаривал уехать с ним.
Прекрасная кижанка бросилась в озеро и утонула. Чайки дали знать рыбаку. Жалобно кричали они, кружась над его лодкой до тех пор, пока рыбак не понял, что дома случилось несчастье. Ослепленный горем и гневом, он убил наглеца.
Петр велел казнить строптивого рыбака. Мужественный человек спокойно выслушал приговор. Зная, что самоубийцу не хоронят на кладбище, отказался он принять причастие и отрекся от бога, чтобы быть похороненным рядом с женой.
Долго валялся в ногах у царя старик отец, просил разрешить поставить на могиле своих детей церковь.
— Строй, — сказал Петр. — Но ни одного гвоздя из казны не получишь...
...Поздно вечером мы поднялись на небольшой взгорок рядом с дебаркадером — посмотреть, не светит ли прожектор идущего из Великой парохода. Дождь давно перестал, подмораживало. Далеко на противоположном берегу мерцали кое-где голубоватые огоньки.
— Вот там моя деревушка, — сказала Лида. — Три огонька. А потом Пустой Берег, Подъельниково, Ерснево. И дальше деревни... Только уже очень мало живет в них народу. Поразъезжались, вроде меня. Остались все больше старики.
Я вспомнил, что в одном из путеводителей приводились любопытные данные о Кижах. Оказывается, уже в середине XVI века центром был Спасский — Кижский погост.
Сегодня география края изменилась. Не проходит уже через Кижи главный торговый путь из Новгорода в Поморье. Выросли в Карелии огромные заводы и комбинаты, на которых работают и многие жители окрестных деревень. Совсем мало народа осталось и в деревушках Ямка и Васильево, что на самом Кижском острове. Только летом здесь полно экскурсантов, шум и песни...
Вдруг вдали блеснул луч. Раз, другой. И вот уже заиграл, загулял по побережью прожектор идущего к Кижам корабля.
Еще полчаса ожидания, короткий, резкий гудок, шум винтов за кормой.
— Сидеть вам здесь до завтра, — кивнул в нашу сторону дед Андрей, возвратившись с реки. Вода стекала с намокшей одежды и оставляла на крашеном полу темные лужицы. — Экая заверть! Давно такой непогоды не случалось. Вода к самой бане подступила.
Читать дальше