Анатолий Рыбин - Люди в погонах

Стоявший рядом Жогин сдвинул брови и отвернулся.

На стадионе тем временем все пришло в движение. По главным дорожкам ринулись вперед бегуны, передавая из рук в руки зеленые флажки — эстафету. Над веревочными сетками замелькали мячи. Солдаты, разделившись на группы, схватились за концы толстого каната и потянули, стараясь пересилить друг друга.

Белое облако по-прежнему висело в небе. Оно заметно увеличилось, синева в середине сделалась густой, тяжеловатой. Едва Мельников поднял глаза, посыпался дождь, частый, крупный, сверкающий. Пронизанные солнцем водяные струи в один миг повисли над стадионом, как длинные нити серебристой паутины.

«Не вовремя, — подумал Мельников. — Разгонит сейчас людей». Но уж очень приятно было смотреть на солнце и дождь, ощущать, как бегут по лицу и шее прохладные ручейки чистой воды.

Это был первый весенний дождь. Ему радовался не один Мельников, радовались все, кто был на стадионе. Радуясь, люди поднимали лица, вытягивали руки. Спортсмены еще быстрее устремились к финишу. Энергичнее взлетали вверх мячи.

Жогин нервничал. Все эти дни его мучила мысль: не взять ли у комдива обратно оформленные на Мельникова материалы. Но отступать от своей твердой линии не хотелось. Ждал, может, генерал сам заговорит с ним об этих материалах. Однако тот молчал. И это еще больше тяготило полковника.

Утром, придя в штаб, он вдруг подумал: «А что, если сослаться на Указ о награждении? Генерал поймет сразу».

Жогин встал и заходил по кабинету. «Да, да, — убеждал он самого себя, — причина веская. Указ — не протокол собрания и не какая-то резолюция, а правительственный закон. Ежели человек награжден орденом, значит, все прошлые грехи его отменяются. Так и доложу генералу. А потом... потом вызову Мельникова и скажу ему об этом. Пусть знает, что если бы не орден...»

Сразу возник вопрос, когда поехать к Павлову: сейчас или... Его мысли перебил телефонный звонок. Полковник взял трубку и облегченно вздохнул. Говорил комдив:

— Прошу сейчас приехать ко мне.

— Слушаюсь, — ответил Жогин и довольно потер руки: «Случай подходящий».

Он взял газету с Указом, надел фуражку и, распахнув дверь, крикнул:

— Дежурный, машину!

В степи было душно. Резкий горячий ветер бросал в ветровое стекло мелкие комочки дорожного гравия, поднимал к небу коричневые столбы пыли и гнал их до самого горизонта. Впереди на дороге маячили тощие фигурки сусликов. Они настороженно вытягивали мордочки и тут же скрывались в норы.

Чем дальше в степь, тем сильнее порывы ветра. И не столбы уже, а сплошные тучи пыли заволакивали все вокруг. Даже солнце сделалось желтым.

— Фу, напасть какая! — ворчал Жогин. — Буря, что ли, собирается?

У первого же высокого строения, в затишье, он приказал шоферу остановиться. Не забыл полковник и на этот раз осмотреть и почистить свое обмундирование, прежде чем явиться к командиру дивизии.

Павлов, приняв Жогина, сразу же предложил садиться, после небольшой паузы сказал:

— Имею сообщить вам, товарищ полковник, неприятную весть. Получен приказ об освобождении вас от должности.

— Меня, от должности? — Жогин встал. Лицо его вытянулось, покрылось мертвенной бледностью, глаза расширились.

— Вы сидите, пожалуйста, — сказал Павлов и подал полковнику бумагу с приказом. — Вот, читайте!

Перед глазами запрыгали буквы и сразу увязли в тумане. Одно только слово увидел Жогин: «освободить». Увидел и тяжело опустился на стул.

А за окнами не переставал бушевать ветер. Он с грохотом бился о железную крышу, гнул до земли деревья и протяжно завывал, не желая смирять своей буйной силы.

Тошно сделалось Жогину от этого воя. Вдохнул он в себя сколько мог воздуха и с шумом выпустил его сквозь туго сжатые зубы. Вместе с воздухом прорвались слова, полные обиды и гнева:

— Значит, Жогина в сторону, карьеристу дорогу загородил. А ведь я, товарищ генерал, всю жизнь отдал армии. Сил не жалел. Сам Тихон Семеныч Ликов подтвердить может.

Павлов слушал полковника спокойно, не перебивая. Потом сказал серьезно и мягко:

— Ваши заслуги, Павел Афанасьевич, отмечены орденами. И никто их не зачеркивает. Они с вами так и останутся. А что касается Ликова, то его уже нет у нас в округе. Отозван.

— Как это? — не понял Жогин. — Куда отозван? Зачем?

— Приказ должен быть, — объяснил Павлов. — Все узнаем. Дело неприятное.

Жогин молчал, сжав челюсти. Он ничего не слышал и не хотел слышать. Только одно слово крутилось в его мозгу: «освободить». Не знал он раньше, когда сам подписывал приказы, что слово это так может потрясти человека.