Михаил Зощенко - Том 4. Личная жизнь

Нет, мы, конечно, не знаем, какие мысли посещали инструктора в те дни, решающие судьбу загса. Но можно допустить, что ему уже мерещилась какая-нибудь медаль, отлитая в честь его изобретения, какая-нибудь хотя бы цинковая медаль со скромной, но выразительной надписью: «За усердие не по разуму». В общем, скоро состоялась первая и, так сказать, показательная свадьба.

По центральной улице поселка с грохотом промчалось несколько подвод и автомобилей, разукрашенных ленточками и цветами.

У здания райисполкома свадебный поезд остановился.

На крыльцо вышел тов. Чернышев. (Заметьте — дождя не было.) Он влез на грузовик и произнес краткую речь, в которой, между прочим, сказал:

— Торжественный митинг по случаю бракосочетания гражданина Н. и гражданки НН. считаю открытым.

Грянул духовой оркестр. И тут один за другим стали выступать ораторы, произнося соответствующие речи.

Нет, мы не знаем, как чувствовали себя жених и невеста. И не знаем, участвовал ли жених в словопрениях. Или он стыдливо сидел в грузовике, утешая свою невесту тем, что вся «эта музыка», вероятно, скоро кончится. Нет у нас сведений также и о мальчишках. Надо полагать, что они тоже поналезли в грузовик и своим поведением внесли в торжество свою долю шума и грохота.

Известно только, что сам председатель райисполкома на улицу не вышел. Стоя у открытого окна, он со снисходительной улыбкой взирал на происходящее, аплодируя по временам тому или иному оратору.

Наконец, утомленного жениха и не менее утомленную невесту повезли в загс.

Было бы крайне обидно инструктору, если бы торжественная часть произошла только у здания райисполкома. Поэтому, привезя жениха и невесту в загс, инструктор открыл тут второй торжественный митинг, что ему вполне удалось, так как при записи присутствовали представители различных организаций.

Сам инструктор взял слово только лишь в самом конце. Он произнес прочувствованную речь, которую заключил словами:

— Именем закона объявляю брак вступившим в силу.

Засим все вышли на улицу. И тут состоялся уже, так сказать, летучий митинг, на который подоспел и сам тов. Чернышев. Причем, заключая торжество, он сказал:

— От своего имени, а также имени местной советской власти приветствую новообрученных. Пожелаем же им счастливой жизни.

Тут снова грянул духовой оркестр и новообрученных повезли куда-то, я не знаю, еще.

Нет, все это, пожалуй, даже трогательно, и во всем этом есть сердечное желание сделать все получше, покрасивее. Но получилось все, к сожалению, наоборот.

Мы не против того, чтобы браки совершались торжественно. Но такое торжество, какое предложил инструктор, это уж, знаете ли, слишком. Это уж ни к чему…

Весьма сожалею, что наш маленький фельетон приходится озаглавить столь скромно и невыразительно: «Золотая корова». Более яркие заглавия, как, например, «Золотой осел» и «Золотой теленок», были уже использованы нашими предшественниками.

А впрочем, и такое заглавие годится, тем паче, что речь пойдет главным образом о коровах и только лишь частично о телятах.

Жизнь коров, как известно, страхуют. И владелец коровы получает от Госстраха премию, если корова его погибнет преждевременно. Я не знаю, какова премия, которую выплачивали в Киргизии. Во всяком случае, начальник джалалабадской конторы Киргизстраха тов. Марты-щенко не был доволен ее размерами. Говорят, он сетовал на то, что на премию нельзя купить корову по рыночной цене.

Тов. Мартыщенко самовольно определил новый размер премии — в двадцать тысяч. И в районах стали заново страховать коров, мотивируя их высокую цену особой молочной продуктивностью и племенными качествами. Узнав об этом новаторстве, Киргизстрах сделал тов. Мартыщенко выговор. Вмешались и другие организации, кои указали: не делать сего впредь.

Неизвестно, как на тов. Мартыщенко подействовали указания. Известно только, что семена, брошенные его щедрой рукой, дали изумительные всходы. Встрепенулись любители легкой наживы. Едва только человек застрахует свою корову, а она уже, как говорится, дышит на ладан и вскоре околевает, к великой радости своего владельца.

В Базар-Курганском районе, выполняя установки своего начальника, страховой инспектор довел премию чуть ли не до тридцати тысяч. Сумма эта оказалась роковой для многих коров. У Искандарова Мамыкая корова, как означено в акте, «отравилась неизвестным ядом». На поверку же вышло, что корова жива, а погиб во цвете лет ее невинный теленок. За оного теленка Искандаров и собирался получить свои двадцать-тридцать тысяч.