Борис Бурлак - Граненое время

— Приглашал.

— Надо пойти, Павел Фомич. А то обидится. Пусть это будет, что называется, свадьба с генералом!

Витковский промолчал, покосившись на Захара. Тот выглядел сейчас прочно сбитым крепышом. Круглая лысинка, потемневшая от солнца, была искусно замаскирована прядкой выцветших волос. На лацкане пиджака поблескивал орден Отечественной войны, полученный за хлеб. Витковский в шутку называл его п ш е н и ч н ы м, вспоминая каждый раз, как в далекие времена один рубака, преподаватель кавалерийской школы, всегда выделял среди боевых орденов к р о н ш т а д т с к и е, которыми, по его мнению, слишком щедро награждали участников подавления мятежа.

— В том же «Степном маяке» встретил я знакомого тракториста, — продолжал между тем Захар. — Разговорились. Мы, говорит, живем теперь в своем колхозе на городской манер: перешли на денежную оплату, и если выпиваем, то в день получки, как рабочий класс! Тут у нас говорит, уже исчезла противоположность между городом и деревней!

«Нет, не знает, — успокоился Витковский, думая о своем. — Значит, брат ничего не сказал ему. А лучше бы сказал».

— Я вижу, что вас сегодня ничем не проймешь.

— Что-то сердце пошаливает. Пойду-ка я домой, поваляюсь.

Но Терентьев, увидев их еще издали, вышел на тротуар, поднял левую руку вверх, а правую энергично выбросил в сторону своего нового дома с резными наличниками, указывая им, как регулировщик, куда следует заворачивать. Пришлось завернуть, тем более что на помощь отцу поспешил сын-жених, отменный слесарь ремонтной мастерской.

— Вы же приглашали на вечер.

— График изменился, Павел Фомич. Свадьбы теперь тоже приходится справлять по графику!

— Черт побери, мы и подарки не успели приготовить, — сказал Захар.

— А лесина для матки? Чем не подарок? На ней весь дом держится!

Во дворе, под карагачом, за столами грубой плотницкой работы сидели подвыпившие гости. Они встали, расступились, встречая совхозное начальство с той деревенской искренней почтительностью, которая нравилась Витковскому. Его и Захара усадили на самые почетные места, рядом с женихом и невестой. Невеста, крупная черноволосая и кареглазая девушка, была не из здешних.

Выпили за молодых, потом за родителей, потом опять за молодых, но уже раздельным способом — тост за невесту, тост за жениха. Витковский лишний раз убедился в правоте народной мудрости: любое горе можно залить вином. Он повеселел, наблюдая, как лихо отплясывал Захар с невестой, польщенной вниманием секретаря парткома.

Солнце клонилось к закату, когда снова сели за столы. Вот тут-то добрый хозяин, сам того не желая, и подсыпал директору щепотку яда: он предложил выпить за Наталью Сергеевну Журину. Витковский поежился, как от удара, и, разом опрокинув рюмку, встал, извинился и ушел, ссылаясь на плохое самочувствие.

Так жизнь начинала мстить ему своими радостями.

На следующий день позвонил секретарь обкома и предупредил, что в совхоз едет американская сельскохозяйственная делегация. Этого еще не хватало!

Он вызвал к себе Захара. Вдвоем они составили программу однодневного пребывания гостей в совхозе. Потом он собрал в кабинете всех, кто мог понадобиться завтра. Тут были: главбух, которого он упрекнул при первой встрече за нелюбовь к зеленым насаждениям, старый зоотехник, автор идиллических заметок натуралиста в райгазете, управляющие отделениями и главный агроном Востриков. Решили, что гидом будет Востриков, неплохо владеющий английским языком.

— Вам и карты в руки, — сказал Витковский. — А мы с Захаром Александровичем останемся в тени, как «дипломаты второй руки».

Американцы прибыли на специальном самолете в сопровождении областных работников. Был с ними Осинков, который немедленно выразил свое неудовольствие, узнав, что директор всецело полагается на Вострикова.

— Смотрите, как бы наш экспериментатор не ляпнул чего-нибудь.

— Востриков знает, с кем надо вести дискуссии.

Осинков коротко и выразительно махнул рукой: не время сейчас пререкаться при гостях.

Глава делегации, видный чиновник министерства земледелия Соединенных Штатов, спрашивал мало, больше смотрел. Когда они ехали на первое отделение, он обернулся к Витковскому, сказал:

— У нас тоже есть генералы, посвятившие себя земледелию.

— У ваших генералов собственные фермы, на которых они пишут мемуары.

Востриков перевел как можно мягче. Американец улыбнулся миролюбиво и больше не произнес ни слова до самого отделенческого поселка.