Юрий Маслов - Уходите и возвращайтесь

— Когда?

— Когда ты в штопор свалился.

— Ну и что? — насторожился Алик.

— Это была не ошибка…

— Видел, так и молчи, — угрюмо пробасил Алик.

— Я и молчу. Просто меня интересует, зачем? Ты же знал, что тебе за это будь здоров влепят?

— Знал. — Алик с силой провел ладонью по лицу и тряхнул головой. — Понимаешь, старик, я в этом году впервые побывал на могиле отца. Ну, в общем, приехал в городок, где он летал, — и на кладбище. Кладбище как кладбище, ничем от других не отличается. Кресты, перегородочки, цветочки… Таких в России тысячи. Иду я по дорожке и вдруг… Понимаешь, огромная такая ограда, плита мраморная и на ней черным по белому: «Погибшим в познании неизвестного». И все.

— Вместимая лаконичность, — заметил Никита.

— Вместимая, — со вздохом согласился Алик. — А когда приехал домой, то отыскал дневники отца, — он в этом отношении мужик был аккуратный, все записывал, — и прочитал, что он разбился, испытывая самолет на штопор. С этой минуты засела во мне эта мысль, как гвоздь в доске. Надо, думаю, попробовать, что это за крокодил. Вот и попробовал…

Никита промолчал. Он не знал, что ответить. С одной стороны, Баранов был совершенно прав, что учинил Черепкову сокрушительный разнос — нельзя заниматься самодеятельностью и учиться летать, руководствуясь столь революционными методами, но с другой… Алик все-таки заслуживал уважения: никто по догадывался, ради чего он совершал свои нелепые подвиги и каких усилий и неимоверного напряжения ему стоила эта, на первый взгляд, показная картинность перспективного летчика.

Ребята отрабатывали слетанность — один из самых сложных элементов современного воздушного боя.

— Без надежного прикрытия вы — ноль, абсолютный, из вас вытряхнут содержимое, прежде чем вы успеете вспомнить, как зовут маму, — ежедневно твердил Баранов. — Ведомый — это предельная внимательность, точный расчет, маневр, осторожность и хитрость зверя, готовность в любую секунду бросить машину наперехват врага и огнем своих пулеметов прикрыть товарища. Понятно?

— Понятно, — как обычно, за всех гаркал Алик, не сводя с инструктора своих безмятежных, чистых, как у грудного младенца, глаз.

— Поразительно! — восклицал Баранов. — Как можно при такой понятливости сорваться в штопор с обыкновенного разворота. Непостижимо!

Он до сих пор не мог поверить в случайность произошедшего и каждый раз, когда Черепков отправлялся в полет, участливо вопрошал: «Противоштопорные парашюты не захватишь?» На что Сережка Бойцов с удивленным видом замечал: «Зачем? У него же уши…»

Никита вылетел в паре с Бойцовым. Сережка, который до этого летал только ведомым, на этот раз шел ведущим, и Никита понимал, что друг сейчас из шкуры вылезет, чтобы доказать, на что он способен, и приготовился к любым, самым неожиданным сюрпризам.

Сережка с ходу заложил крутой вираж и, как только вошел в зону, свечой полез вверх. Никита не отставал. Стрелка высотомера быстро описывала круг за кругом. Четыре тысячи, пять, шесть… «Так он долго не выдержит», — подумал Никита. И оказался прав. Из сопла впереди идущего самолета вырвался огненный, докрасна раскаленный шар — Бойцов включил форсаж. Никита последовал его примеру и, догнав приятеля, сел ему на хвост. Сережка перешел в горизонтальный полет, змейкой скользнул в сторону и вдруг резко сбросил обороты, подзавис, надеясь, что Мазур с ходу проскочит мимо. Но Никита был начеку. Его «МиГ» сразу же ощетинился тормозными щитками и мгновенно погасил скорость. Сережка, словно загнанный зверь, метнулся вправо и вниз. Никита за ним. Теперь он старался не слепо следовать за машиной ведущего, а пытался предугадать каждый его последующий маневр. «Разворот, полупетля, крутой вираж вправо…»

Сережка начал нервничать. Он продемонстрировал все свое искусство: крутил медленные и быстрые бочки, боевые развороты, восьмерки, падал листом, но ведомый словно прилип к его хвосту, и оторваться от него не было никакой возможности.

— А с тобой дело иметь можно, — пробормотал наконец Сережка, напряженно думая, каким же все-таки способом ему лучше удрать от приятеля.

— Я весь мокрый, — признался Никита. Он догнал Сережку и помахал ему крылышками. — Лихо летаешь, но на вертикалях ты слабоват, на вертикалях, старик, тебе от меня и подавно не удрать.