Павел Федоров - Пограничная тишина

Тяжко и больно было читать письмо друга, еще тяжелее было отвечать. Целых три дня не мог Миша начать ответное послание.

«Петр Пыжиков, удивил ты меня, — писал ему Михаил. — Как тебе не стыдно бахвалиться глупостями? Да никакое это не товарищество, а мерзкая круговая порука, которая помогает вам скрывать плохие поступки. Это не система помощи и взаимной выручки, а система защиты лентяев, бездельников, нарушителей дисциплины. Я думаю, что у вас таких «героев» немного. Как же ты попал в их компанию? Может быть, ты что-нибудь присочинил, прихвастнул? За тобой это водилось и раньше. Я вспоминаю нашу клятву на красивую, настоящую дружбу, и мне больно, что мой друг не принимает теперь большого значения этого слова! Подумай над тем, что я сказал тебе, и отвечай побыстрее. Михаил».

Но Петр Пыжиков не ответил.

...Углубленный в свои воспоминания, капитан Ромашков сидел в мягком кресле в номере Приморской гостиницы и перелистывал объемистый альбом. Вот он десятиклассник, в коричневой рубашке с молнией, а вот курсант пограничного училища, в новенькой, с иголочки, форме. Вот он стоит около собачьей упряжки с шестом в руках, в мохнатых оленьих унтах, в полушубке, а кругом белые пушистые снега, за высокими сугробами видна лишь крыша заставы с еле заметным дымком над трубой.

Сегодня, вручив медаль «За отличие в охране государственных границ СССР», пожимая руку, генерал спросил:

— Где бы вам теперь хотелось послужить, капитан Ромашков?

— Где прикажут, товарищ генерал! — Михаил пожал плечами и улыбнулся.

— Тоже верно. А как себя чувствуете после Курил?

— Курилы хоть и не курорт, но на здоровье пока не жалуюсь.

— Вижу, — рассмеялся генерал. — Садитесь. А есть люди, вот такие же молодые, здоровые, но жалуются, длинные рапорты пишут... Ветер надоел, камни, вода, снег, дождь... Как будто готовятся не границу охранять, а лежать на печке. Мы понимаем, что трудно, поэтому и стараемся выяснить, где человеку хочется послужить. А по-моему, где трудней, там и почетней. Вы женаты?

— Никак нет.

— Двадцать пять уже стукнуло?

— Так точно.

— Отвечайте проще. Вот когда на заставу приеду, там козыряйте. Сегодня у вас праздник и у меня. Приятнее награду давать, чем наказывать. Пора подумать о женитьбе, пора, да и детишек надо... Вот вспоминаю: собираешься границу проверять, а сын за штанину. Кричит, да так настойчиво, бери с собой — и точка. Разве плохо?

— Не плохо. Но пока еще...

— Что? Девушку не присмотрели? Не верю! — Генерал улыбнулся, тряхнул нависшими бровями и погрозил пальцем.

— Девушка есть, — смущенно согласился Ромашков.

— Так в чем же дело?

— Мало еще знаем друг друга. Переписывались, а встречались редко. Она учится. Мне тоже хотелось бы поучиться, если разрешит командование.

— Я думал об этом. В академию хотите?

— Да. Но нужно основательно подготовиться. Кое-что уже позабыл.

— Ничего. Сейчас у вас уже есть опыт, к тому же старайтесь хорошенько сработаться со своими заместителями. Вот и найдете время почитать учебники, вспомнить забытое. Решено послать вас к теплому морю, там и солнышко, и воздух другой, и девушки в пестреньких сарафанчиках... Только смотрите, голову не потеряйте, а то и студентку свою забудете.

Михаил вспомнил, что у него сегодня два свидания, — одно с Наташей. О чем говорить? Как держать себя? Переписывались три года, а виделись два раза и то накоротке. Последние ее письма были какие-то суховатые, рассудочные. Дважды она собиралась приехать к нему в летние каникулы, а вот приехала только теперь.

Другое свидание было назначено с другом юности. Подходя сегодня в управлении округа к дверям отдела кадров, Михаил столкнулся со старшим лейтенантом и от удивления застыл на месте. Высокий офицер с бледным продолговатым лицом, в потертом кителе, рассеянно взглянув, козырнул и хотел посторониться. Но Михаил, взмахнув руками, загородил ему дорогу.

— Петька! — обрадованно крикнул он, обхватив плечи старшего лейтенанта.

— Неужели ты? Молчун! — словно не веря своим глазам, с дрожью в голосе заговорил Петр.

— Я, Петя, я! Никакой ошибки. Ах ты чертушка! Ну какая, брат, встреча! — крепко обнимая товарища, выкрикивал Ромашков.

— Ты, медведь, полегче, кости сломаешь, — закряхтел Петр. — У тебя и руки-то, как железные.

— От радости! От больших чувств, друг мой!

— Вот уж не думал, что станешь военным, да еще пограничником, — когда улеглось возбуждение от неожиданной встречи, сказал Петр. — Гляди-ка! Капитан! И медаль успел получить.