Эльза Бадьева - Допуск на магистраль

Он перешел в головную кабину и стоял у окна один, рассматривая недалекие огни Тынды, В кармане дремал уставший за день бурятский лесовичок, неожиданно получивший имя Уль-Тынг, и Петька ощущал его угластое деревянное тело. Надо было затянуть рюкзак, найти книгу, которую он так и не раскрыл в дороге, но не хотелось уходить от окна, и он все стоял, смотрел на невидимый в ночи город и думал о том, что вот кончается для него этот путь — Малый БАМ, небольшая веточка Большой Магистрали. Кончается в Тынде. И с Тынды начинается ЕГО ДОРОГА.

Поднялся в тепловоз машинист, тронул его плечо.

— Пришли за тобой, — сказал он. — Встречают...

Петька кинулся затягивать рюкзак, но в кабину уже входил шумный, улыбающийся Потанин.

— Привет, старик! Что не выходишь?

Он кинул рюкзак на плечо, Петька подхватил чемодан, скороговоркой попрощался с бригадой и, вдруг разволновавшись, остановился в дверном проеме.

Потанин уже был внизу, держась за поручни, ждал Петьку. А рядом стояла девушка в отороченной мехом шубке, пушистой песцовой шапочке и, несмотря на мороз, в высоких модных сапожках. Она чем-то напомнила Петьке Тонечку из НИИ, быть может, сапожками, но Тонечка тут же забылась, а Лена подошла ближе и сказала просто, улыбчиво:

— Ну вот... Приехал.

Его звали Григорий. Григорий Руденко. Веселый, бедовый парень с озорными, насмешливыми серо-зелеными глазами. Казалось, глаза эти не умеют ни грустить, ни сердиться, и только Марийка знала, как мгновенно могут они выцветать, гаснуть под нарочито равнодушным ее взглядом.

Он любил эту шуструю черноглазую девчонку — дочь старого плотника Степана Кравчука. Для нее воровал в церковном саду груши, из-за нее подрался с местным сердцеедом Петром Спасским, о ней писал украдкой стихи. А когда решился на свой первый в жизни самостоятельный шаг, к ней одной пришел посоветоваться. Пришел вечером, когда старый Кравчук был дома. Степенно, как солидный, уважающий себя человек, поздоровался со всеми и почтительно попросил хозяина:

— Мне бы вашу дочь... для серьезного разговора.

Марийка покраснела и, отвернувшись, закрыла лицо передником.

Григорий стоял у порога решительный и серьезный, мял в руке новенькую, с лакированным козырьком фуражку и выжидающе смотрел то на Марийку, то на ее отца. Кравчук спрятал в усах веселую ухмылку, деловито сказал дочери:

— Ждет тебя человек... Ступай. Только передник-то не забудь снять.

Марийка не знала еще, как это объясняются в любви. Не знала как «предлагают руку и сердце». Но в ее представлении жених всегда выглядел серьезным и степенным, точь-в-точь таким, каким на этот раз предстал перед отцом Григорий. Она сняла передник, накинула на плечи шубейку. Испуганная, смущенная, вышла следом за Григорием на улицу. Через заснеженные огороды спустились к реке, остановились возле перил на скрипучем: дощатом мостике, и Григорий сказал:

— Думаю я, Марийка, самостоятельную жизнь начать.

У нее часто забилось сердце.

— С отцом своим еще не советовался, хочу знать, что ты скажешь.

Григорий взял Марийку за руку, и она не отшатнулась, не отодвинулась от него, только насторожилась и с каким-то радостным испугом ждала, что скажет Григорий дальше. Она подумала даже: а что скажет сама? Что ответит? Наверно, совсем не ответит. Ведь она, Марийка, не знает еще, любит ли Григория.

Низко мела по застывшей реке сухая снежная поземка, далеко за продрогшей рощицей догорали слабые отсветы зимней зарницы. Григорий заглянул Марийке в глаза и сказал:

— Ты ведь, конечно, знаешь, что там, на Урале, затевается. У горы Магнитной...

Это было так неожиданно, что Марийка отняла руку и отступила на шаг.

— Ты что, — по-своему истолковал ее удивление Григорий. — Не слыхала?

И он торопливо, горячо стал объяснять, что еще в восемнадцатом году на заседании Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ленин говорил об огромных рудных богатствах Урала, и в первую очередь горы Магнитной. Об использовании этих богатств. Конечно, в те годы только планировать можно было. Не до строительства... Знай лишь от белой сволочи отбивайся...

Григорий говорил это серьезно и деловито. Таким, как сегодня, Марийка никогда прежде не видела его. Она всегда считала Григория своим сверстником, а он будто намного старше. Всегда болтала с ним о веселых пустяках, а его занимают, оказывается, такие проблемы...