Сергей Воронин: Встреча на деревенской улице

— Да разве я ломаюсь... Дело-то непривычное, но если во мне такая нужда, то, что ж, я согласен, — ответил Иван Степанович и затер окурок о ладонь.

— Вот и хорошо! — облегченно сказал председатель. — Как прогноз на улов?

— Так ведь если западный подует, тогда рыба заходит, а при восточном она стоит, сам знаешь.

— Это верно. К тому же похолодание обещают.

— Похолодание ничего, хотя тоже отражается. Но главное, чтоб ходила. Чтоб не было восточного.

— А у тебя и при восточном случается добрый улов.

— Так это потому, в каком месте поставишь сети. Бывает, ближе к эстонскому берегу, а бывает, к Горбам или к Раскопели.

— Ну вот, видишь, есть у тебя и опыт и знания. Вот и надо все это богатство передать молодежи. Не уносить же с собой на пенсию.

— Да чего ты все «пенсия», «пенсия»! — не выдержал Иван Степанович. — Я, может, до семидесяти лет буду работать!

— Совершенно правильно, — сказал инструктор, — и еще не раз посоревнуетесь с тем же Александром Мельниковым.

«Тогда на кой мне и знанья ему передавать?» — хотел было сказать Иван Степанович, но сдержался.

— Значит, договорились, Иван Степанович, — сказал инструктор и подал руку.

Рука у него была хотя и небольшая, но крепкая. Чему подивился Иван Степанович.

Поворочавшись еще в постели, он закурил и стал думать о том, какие осложнения принесет ему новая забота. До вчерашнего дня все было просто и ясно. Рыбные места он знал. Знал и ход рыбы в зависимости от погоды и времени. Недаром же его бригада всегда была на первом месте.

— И как ты угадываешь, где рыба табунится? — другой раз спрашивали его.

— А я не угадываю, а знаю, — отвечал с задором Иван Кириллов. — Кто угадывает да гадает — тот не рыбак.

— Так хоть научил бы. Ты-то навряд сам дошел.

— Дед да отец натаскивали. Чтоб из роду в род передавал.

— Ну вот и натаскай.

— Да ведь ты мне не внук, а чужая собака не в нашем огороде. Зачем мне это?

А теперь, значит, все надо будет открыть Сашке. А кто мне Сашка? И тут Иван Степанович подумал о сыне. Вот ему бы все давно открыл. Да далеко сын. В Сибири. И не думает прибиваться к родному берегу. Даже в отпуск и то все реже и реже навещает. Так что, конечно, если здраво подумать, то не для кого и хранить свои знания да опыт. А Сашка что ж, он паренек старательный. К тому же после армии не затерялся где-либо, а домой вернулся, в родные края. Это тоже надо учитывать... Не то что мой. Чего променял свою землю на Сибирскую? Чем она лучше? Тут одно Чудское чего стоит! А Сашка паренек правильный. Только надо будет оговорить: как овладеет уменьем, чтоб в другую бригаду перевели. Чтобы в другом квадрате ловил, а не ползал по моим местам. Пусть там открывает новые кормежки. А вообще-то, даже занятно потягаться с ним — кто кого переловит! Ну, на всякий случай не все уловки да догадки, как рыбные места находить, надо выкладывать. Кое-что можно и для себя оставить. Но тут же Иван Степанович эту мысль отбросил. Если уж тягаться, так на равных. Негоже парнишку обманывать. Пускай уж как полагается быть, чтоб не было потом совестно...

Иван Степанович представил, как он будет уходить в море (Чудское он всегда называл морем), зная, что Сашка там, и как по-иному у него пойдет работа. Тогда мало будет только выполнить план или взять лишку, надо будет и обскакать молодого бригадира. От такой мысли Ивану Степановичу стало занятно. Он сел на постели. Снова закурил.

— Дымишшу-то напустил, — недовольным голосом спросонья сказала жена. — Хоть бы фортку открыл.

Он открыл форточку и вышел на крыльцо.

Воздух был чист и свеж. На востоке яснело. По всему заполью в низинах белел туман. Было тихо, лишь где-то неподалеку, в густых ветвях краснотала, четко и уверенно щелкал соловей.

«Да, конечно, надо будет Александру объяснить все. Без утайки. В конечном счете все в одну корзину идет». Но он тут же вспомнил, что не только своим уменьем да знаньем другой раз превышал план. Случалось, ставил мережи и в дни нереста в прибрежье, когда рыба как дурная валила к тростникам. И он перекрывал ей путь. И сходило такое дело... Теперь же — Иван Степанович осуждающе покрутил головой, — теперь же как-то вроде и нехорошо будет таким делом заниматься. Да и не учить же парня дурному. Правда, дурное-то от случая к случаю, но все едино, что уж не красит, так не красит...

«Вот дьявольщина, а! — усмехнулся Иван Степанович. — Ловко получается, ерш тебе в нос! Вот тебе и наставник!» Но вместе с чувством некоторой досады где-то рядышком устраивалось и другое чувство — не то чтобы гордости, но хорошего, душевного удовлетворения: что-ничто, а все же, значит, немало уважают, если попросили быть наставником. Наиболее сознательным определили. А что, так оно и есть, разве не сознательный? По большому-то счету председатель все видит, все понимает, хитрая бестия!