Сергей Воронин - Встреча на деревенской улице

— Вот так вот на общий суд и выносим себя. Горишь, волнуешься, стремишься, чего-то ищешь, а они возьмут да и пройдут мимо, — сказал он.

— Ну, не все же, многие останавливаются, — сказал я.

К нам подошла Лиля.

— Поздравляю, — сказала она Викторову, не удостоив меня даже взглядом. — Мне нравится цветовая гамма.

— Старался, — улыбнулся Викторов. — А ты чего без Валеры?

— Так у него же собрание.

— А, да-да... А чего с блокнотиком?

— Для телевидения передачу буду делать.

— Вот как? Ну, и какое же у тебя впечатление от выставки?

— Да как тебе сказать, много однообразного.

— Ты так и скажешь телезрителям?

— Ну что ты! — засмеялась Лиля. — Я поговорю с богами, и у меня будет выверенное, официальное мнение.

— А как же насчет того, что ты не терпишь, когда кто-то за тебя думает? — сказал я, внимательно глядя на нее. Может, это и нехорошо, но я рад был уличить ее в неискренности.

— О чем ты? — она удивленно поглядела на меня, будто только сейчас увидав.

Я напомнил ей наш давний разговор.

— Ты не так понял. И вообще, мне кажется, ты ничего не понял. — Она повернулась к Викторову: — Постараюсь твоего «Ветерана» заметить.

— Ты бы мой триптих заметила, — сказал Викторов.

Невестка засмеялась и покачала перед его лицом пальцем. Я отошел от них и медленно стал продвигаться, рассматривая картины.

Вернулся домой к пяти, рассчитав так, чтобы не очень задерживаться. Побыть немного и поехать к Анне. Но из этого ничего не вышло. Дома я застал плачущую Ирину.

— Что такое? — встревоженно спросил я.

Ирина заплакала громче. Клава прижала ее к себе.

— Дмитрия увезли в психиатрическую, — ответила она, — прямо с работы.

Это было полной неожиданностью. Хотя теперь становилось ясно его странное поведение в последнее время.

— Я не могу, не могу, мама, папа! — вдруг вскричала Ирина. — Я не знаю, что теперь делать! Как жить?

— Ну, успокойся, успокойся, — с жалостью глядя на нее, сказал я. — Он поправится, и все будет хорошо.

— Нет-нет, теперь уж никогда не будет хорошо... Не будет.

— Ну, полно... Не надо так уж, — говорил, а сам думал: «Вот они из одного гнезда, брат и сестра. Почему одному жизнь улыбается, хотя он и не очень добрый, а другую бьет, мягкую, приветливую? И никак не поправить».

Неожиданно Ирина забеспокоилась:

— Надо ехать домой, там дети. — И стала собираться.

— Я поеду с тобой, — сказала Клава.

И они уехали. А я на весь вечер остался один. Правда, со мной был еще внук, но он занимался своими делами. Только прибежал на несколько минут, чтобы посмотреть мультфильм, и ушел к себе. Звонил Табаков.

— Чего киснешь, приходи, сыграем «пулечку».

Но я отказался.

В начале восьмого позвонила Анна.

— Ну что же вы? — с обидой в голосе сказала она. — У меня уж и пироги остыли.

— Извини, Аня, но мы не сможем приехать, — ответил я. И объяснил почему.

— Ай-яй-яй, бедный Митя. Ну, конечно, конечно, у тебя не то уж и настроение, и у Клавы...

— Она уехала к ней.

— Ну да, ну да. Вот горе-то, а ребят надо еще подымать и подымать. Ах ты, беда какая!..

— Так что уж ты не обижайся.

— Ну что ты... Дай бог ему здоровья.

После ее звонка в квартире наступила тягостная тишина. Только из-за стены доносился гул магнитофона. Я постучал, и он стал тише. А потом и совсем исчез. И ничто не мешало мне думать. О чем? О многом. Думал и об Ирине, и о зяте, и о Валерии, и о невестке, и их детях, и все это сплеталось в какой-то противоречивый клубок, который никак было не распутать. И о себе думал...

В начале второго ночи раздался резкий звонок в квартиру. Я открыл. На площадке с поднятой бутылкой коньяку, в обнимку с Лилей стоял Валерий. Он был раскрасневшийся, веселый.

— Мы победили! — воскликнул он, входя в прихожую. — И по этому радостному поводу сейчас выпьем. К тому же, папа, что-то у меня в последнее время с тобой расконтачилось. А я этого не хочу! Лиля, накрой на стол!

Невестка достала из буфета рюмки, вынула из своей сумки бутерброды в целлофановых пакетах с копченой колбасой и осетриной.

Валерий наполнил рюмки. Поднял свою.

— Папа, теперь мы скоро уедем. И никогда больше не будем мешать друг другу, — сказал он, по-пьяному ласково глядя на меня.

— Вы мне не мешали, — сказал я.

— Не будем уточнять, кто кому. Да, Лиля?

Невестка посмотрела на меня, раздвинула губы в улыбку и в знак мира протянула ко мне свою рюмку. Рядом с ее рюмкой оказалась рюмка Валерия, и я с ними чокнулся.

— Ты только представь, папа, Дударев прополз всего на двух голосах. Если бы не эти два голоса, все! Слетел бы. А теперь мы в силе. У нас впереди три года. За три года знаешь как я себя проявлю в руководстве! Я молодой, а он — старик, так что я могу еще на его место в будущем... Если бы ты знал, как я рад! — Он стукнул кулаком по столу.