Н. Сильченко - Каменный пояс, 1975

— А может и у Жигаловой... — думает вслух активист. — Недавно видел, ей вроде бы какие-то пластинки на дом несли из «Мелодии»...

— Конечно, у Жигаловой, — говорит голос из толпы.

— Гм... Помоги-ка, брат Елдырин, надеть плащ... Что-то ветром подуло... Знобит... А вы, граждане, расходитесь... Нечего под чужими окнами толпиться, совесть надо иметь! У товарища Жигаловой может какой юбилей отмечается, а вы тут таращитесь, ушами хлопаете, как на сельской свадьбе!

— Вон домработница жигаловская идет, ее спросим! Ей, Прохоровна! Поди-ка, милая, сюда! Это твоя хозяйка музыку заводит?

— Выдумал! Она отродясь никакой музыки терпеть не может!

— И спрашивать тут долго нечего, — говорит Очумелов. — Художник нарушает! Что тут долго разговаривать! Выселить — и все! Оргии тут, понимаешь, развел!

— Это не она, — продолжает Прохоровна. — Это сынок ее, что намедни приехал... Какой день колобродит — в честь, значит, своего прибытия вновь под родительский кров... Не поспеваю за бутылками бегать... Навел дружков, девок, того гляди — нижний потолок обрушат! Страсть!

— Значит, сынок ихний приехали! Валера? — спрашивает Очумелов, и все лицо его заливается улыбкой умиления. — Ишь ты... А я и не знал! Погостить приехали?

— Приедешь, ежели из третьего института по шее вежливо сопроводили, — хмуро отвечает Прохоровна.

— Ишь ты... Соскучился по мамаше! А я ведь и не знал! Так это он веселится? Очень рад... Оригинальная мелодия... «Жямайка», а? Ха-ха-ха! Чувствуется столичная культура: ван-клиберновское что-то...

Прохоровна, не отвечая, ковыляет с тяжелой кошелкой к подъезду.

— А до этого космополита я еще доберусь! Я ему устрою — синие штаны! — грозит Очумелов и, запахивая плащ, продолжает свои путь по двору.

Скажи мне,

кто прав?

Буду ясности рад.

Как друг

выручай

из беды.

Одни утверждают:

«Роман суховат!»

Другие: «В нем мною воды!»

Его удел

Быть не

у дел

Литературные художества — это еще не художественная литература.

Она была уверена, что тайну надежнее хранить сообща.

Кто способен бережнее плагиатора донести мысли автора до читателя?

Спрос на книгу жалоб превышал предложения.

Анахронизмы: сапожник без сапог, пирожник без пирогов, продавец пива без «Жигулей».

Самые поучительные истории — «истории болезни».

Сколько старую перечницу ни ремонтировали — из нее все перец сыпался.

Профессор упорно откладывал встречу со старостью: свидания назначал молодым студенткам.

Микрофон отключили, и король эстрады оказался голым.

Зеленый змий: «Кошелек и жизнь!»

Иногда думают, что «достаток» — производное слова «достать»...

Зуб вылечили на «1» с флюсом.

Ничто не разделяет людей так, как переполненный трамвай.

Приемная комиссия решила, что принять дом можно, но жить в нем нельзя.

— Пять за поведение, — сказал врач больному старику.

— Значит, я снова впал в детство, — усмехнулся больной.

Листья, уносимые ветром, шептали: «Мы падаем, мы падаем, но мы летим...»

Холодные глаза не знают горячих слез.

Выступать с трибуны — еще не значит быть трибуном.

— Ну, как твое дело? — Лежит под пудом.

Если у него просили совет, он неизменно отвечал: «А я вам советую — как хотите».

Вольная жалуется: «У меня голова кружится, как спираль».

Девочка матери: «Это не и плачу, это глаза плакают».

Студент на экзамене: «Можно танцевать от объективных данных...»

Второй студент:«Можно бы облокотиться на такие факты...»

— Не с кем мне теперь нервничать, — пожаловался старик. — Бабушка моя долго жить приказала.

Александр Кривицкий. Подмосковный караул. «Роман-газета», 1970, № 9 (655).

Там же.

В. Панфилова. Мой отец. Страницы воспоминаний. Изд. «Жазушы», Алма-Ата, 1971.

Еще через год О. Булгакова, И. Катенев и режиссер В. Ротенберг создали документальный телефильм «Воспоминания о летчике», который удостоен премии ЦК ВЛКСМ, обошел телеэкраны страны и демонстрировался за рубежом. ( Примеч. ред. )