Евсей Баренбойм - Доктора флота

— Раз медицина говорит нельзя — значит нельзя. Суп вылить за борт и приготовить новый. А за слабый контроль за питанием придется… — Потапенко посмотрел на замполита, едва заметно подмигнул ему, — объявить вам взыскание.

Слух о вылитом за борт супе мгновенно облетел все корабли. Въедливого дотошного доктора стали побаиваться. Кто знает, какой он еще выкинет номер? Теперь каждую субботу помощники командиров вместе с баталерами и коками ломали головы, составляя неслыханные доселе меню-раскладки. Матросы вместо постылой каши с изумлением обнаруживали за обедом блюда, которые в последний раз ели только дома.

— Братцы, как в ресторане «Метрополь», — восхищался здоровенный матрос Жуков, служивший мотористом последний год. — Вчера котлеты, сегодня голубцы. Я когда голубец увидел — не поверил. Думал, разыгрывает кто-то.

В начале апреля два тральщика должны были посетить северокорейские порты Сейсин и Гензан. Обычно, когда в поход шла небольшая часть кораблей, Потапенко со штабом оставался в порту. На этот раз поход возглавлял он лично.

Наше правительство приняло решение организовать в дружественной народно-демократической Корее выставку произведений советского искусства. Тщательно упакованные свертки и ящики специальным вагоном были доставлены на причал. Здесь их должны были перегрузить на корабли.

Днем корабли перешли к причалу, где на железнодорожных путях стоял пульмановский вагон, и начали по грузку. Матросы поднимали на плечи опломбированные свертки и ящики, каждый из которых стоил несколько миллионов вон и, ничуть не смущенные этим обстоятельством, складывали в трюм, где их принимали помощники командиров вместе с представителями Комитета по делам искусств.

— Осторожно, Жуков, миллионы тащишь, — предупреждал боцман матроса, который вместе с другими цепочкой двигался по трапу. — Не дай бог, уронишь за борт — будет грандиозный скандал.

— Навага картины любит, — отвечал Жуков. — Сожрет и даже не поперхнется.

Алексей стоял на берегу, недалеко от наблюдавшего за погрузкой Потапенко. Не часто увидишь, как в трюм укладываются миллионы. Капитан первого ранга заметил Алексея и жестом подозвал к себе:

— Вы, Сикорский, и Карпейкин пойдете со мной, — сообщил он. — Выход завтрашней ночью.

— Есть, — обрадованно проговорил Алексей. Это будет его первый заграничный поход, а он всегда мечтал посмотреть дальние страны.

Вечером, когда Гриша был на берегу, в каюту к Алексею вошел артиллерист Бережной. Он был намного старше Алексея, имел глубокие залысины на лбу, морщины вокруг глаз, но нрав сохранил веселый, легкий.

— Привет, доктор, — сказал он, плюхаясь с порога в тяжелое, привинченное к палубе вращающееся кресло. — Есть небольшая просьба. Как говорят, услуга за услугу. У моей Дарьи через две недели день рождения. Женщина просит лакированные лодочки. Как-никак, трех дочерей мне родила, чтоб она сгорела за эти фокусы, — он засмеялся, весело подмигнув Алексею. — Размер вот. Точно вырезан из картона. Там сапожники на каждом шагу. Все займет у тебя минимум времени.

Он смотрел на Алексея, улыбался обезоруживающей улыбкой.

— Ладно, — сказал Алексей. — Сделаю.

В Сейсинскую бухту они входили утром. Солнце уже поднялось над горизонтом и изрядно припекало. Вокруг расстилалась гладкая как стекло поверхность Восточно-Корейского залива. Везде, куда ни бросишь взгляд, неподвижно, будто застыв, стояли рыбацкие лодки. Носы их были смешно задраны вверх, а на корме устроены циновочные навесы.

— Сампаны, — пояснил стоявший рядом у борта Гриша Карпейкин. — У Станюковича назывались шампуньками.

В порту кораблей дожидался паровоз со специальным вагоном. Ценности перенесли в вагон, и паровоз увез их в Пхеньян. Прошло немало времени, прежде чем газеты сообщили, что в Корейской народно-демократической республике организована выставка произведений советского искусства.

Тогда Алексей не знал и не мог знать, что минет всего несколько лет, в Северной Корее укрепится новая власть, люди станут жить лучше, как вспыхнет долгая и кровопролитная междоусобная война. Ничто, абсолютно ничто не указывало на ее приближение.

В первый свободный час, когда уволенные на берег офицеры и матросы группами разбрелись по городу, знакомясь с его достопримечательностями, Алексей отправился выполнять поручение артиллериста. Сапожных мастерских, как и всех прочих, действительно, оказалось много. Алексей выбрал одну, в окне которой стоял большой искусно сделанный сапог со шпорой, и вошел внутрь. Сапожник, щупленький, в толстых очках в проволочной оправе, обрадовался неожиданному посетителю. Он засуетился, не зная, куда усадить заказчика, все время повторял: