Мариэтта Шагинян - Кик

В монастыре найден женский портрет кисти современного мастера, представляющий, по свидетельству знатоков, большую ценность. Портрет изображает молодую женщину необычайной красоты с веревкой, накинутой на голую шею. Женщина стягивает концы веревки, как если б собиралась себя задушить, и смотрит прямо на зрителя. Местная художественная школа, только что открывшая выставку своих работ, получила разрешенье на демонстрацию этой картины впредь до отправки ее в бу-ульгенский городской музей.

В ауле Токчи молодежь до сих пор не может получить помещение под клуб. Подходящий для этой цели покинутый караван-сарай отвергнут по причине местных суеверий, распространяемых старухами, что будто бы в него по ночам слетаются шайтаны. Вообще суеверие свило себе у нас прочное гнездо. Не только темный элемент, старухи, — но, к стыду должен сознаться, многие грамотные верят в разных шайтанов и колдунов. Не так давно здешний пастух, напившись выше меры айрану, уверял, будто видел проходившую по скалам колдунью с распущенными волосами, голыми ногами и зажженною свечой в руке, и после этого рассказа желающие могли наблюдать, как наши бабы доили коров и несли молоко целыми ведрами в жертву колдунье, причем шли по дороге задом наперед в силу суеверия, что будто бы кто увидел лицо колдуньи, должен умереть, и многие благодаря тому повывихнули себе ступни и ноги. Смешно и досадно, что активный элемент не прилагает нужные меры в борьбах с местною темнотой и несознательностью.

Впервые на богатейшие залежи свинца, охры и бора, сделавшие Бу-Ульген почти исключительным местом добычи означенных минералов, было обращено внимание при Александре III профессором фон Юссом. Снаряженная им экспедиция была, впрочем, взята в плен и пропала без вести. О месторождении свинца была подана вторичная докладная записка инженером-геологом Саламатовым, но царское правительство положило ее под сукно. Постоянная угроза бандитских шаек, с одной стороны, полное отсутствие путей сообщения — с другой, сделали этот район надолго мертвым для русской промышленности. Так, вероятно, оставалось бы и по сю пору, если б не маленькое, весьма загадочное событие, к сожалению, так и оставшееся неразъясненным. Не могу отказать себе в удовольствии передать читателю все, что известно об этой небольшой, но странной истории.

В восьмидесятых годах прошлого столетия, некоторое время спустя после перехода к нам Батума, в приморской харчевне был арестован русскими властями контрабандист, затеявший драку со своим соседом. Случай не выходил из ряда обыкновенных, когда арестовывались и через несколько дней выпускались слишком темпераментные туземцы. Так кончился бы, вероятно, и данный арест, если б не исключительный испуг, проявленный контрабандистом. Безграмотный, оборванный турок внезапно обнаружил панический ужас перед полицией, давал столь бессвязные показания, так изысканно и красноречиво уверял, что он тут ни при чем, наконец так неожиданно забормотал на допросе по-французски, что полиция подвергла его обыску. Когда сунули руку ему за пазуху, там оказался вчетверо сложенный лист бумаги. Турок, при виде листа, вырвался из рук полиции, успел схватить и оторвать кусок этого листа, сунул его в рот и проглотил. Оставшийся в руках полиции клочок оказался превосходным планом Бу-Ульгенского кряжа, как раз той его части, где мы с вами находимся. Место рождение свинца было указано на нем совершенно точно и обозначено латинскими буквами. Русским властям стало ясно, что они имеют дело со шпионом, и турок был заключен в Батумскую тюрьму. Но самое любопытное случилось позже.

Когда в камеру арестованного пришли, чтоб вести его на допрос, лицо и грудь его оказались в крови: у турка был откушен язык. Узнать что-нибудь от него стало совершенно невозможно, и дело о шпионаже на Бу-Ульгене пришлось прекратить. Но свинцовое месторождение привлекло наконец внимание нашего правительства, и разработка была начата. В будущем она обещает стать одною из доходнейших отраслей нашего горного хозяйства.