Евгений Григорьев - Отцы

Он прошел через комнату, снял иглу, послушал тишину и снова поставил пластинку.

За окном разгуливал, постукивал, поскрипывал ветер.

Старая музыка рассказывала про вечные старые страсти. Потом она кончилась, и стало слышно, как за стеной о чем-то зло и раздраженно спорили женские голоса.

…Зазвонил будильник. Она протянула руку и остановила его. Включила свет.

Молчали. Он сказал первый:

— Пора.

Она попросила:

— Есть еще время, я приготовлю кофе.

Она поцеловала его, встала, запахнулась в халат и вышла.

Он сел. Посидел, устало закрыв глаза. Налил рюмку. Выпил. И тут же налил другую.

Его вещи аккуратно были развешаны на спинке стула.

Он вздохнул тяжело. Еще раз выпил. Достал сигареты.

Курил, лежа на спине.

Вошла она.

— Как ты, милый? Возьмешь красное полотенце.

…Он стоял под душем. Долго. Неподвижно. Закрыв глаза…

Разглядывал свое лицо в зеркале. Разгладил пальцами мешки под глазами.

…Чистил тщательно зубы.

…Оделся. Причесался. Осмотрел себя.

Онасказала за дверью:

— У меня все готово, милый.

— Иду.

Постель была прибрана. Шторы раздвинуты, и окно открыто. Старый, истрепанный диванчик застелен вытертым ковриком.

Комнатка была маленькая, уютная, вся в салфеточках, вышивках. Все это вылезло при свете, и все это делало ее жалкой и бедной.

Девушка уже переоделась, надела туфли, сделала другую прическу и сейчас сидела перед зеркалом и подводила глаза.

— Извини, — сказала она.

Кофе уже был на столе. Она налила ему чашку.

— Ты будешь с коньяком?

— Спасибо.

Кофе пили молча. За стеной было слышно радио. Кажется, передавали «Последние известия».

— Кофе хороший, — сказал он.

— Спасибо, — сказала она. — Я очень старалась.

Помолчали.

— «Последние известия», вроде, уже передают? — сказал он. — Сколько же времени?

— Одиннадцать.

— А подруга во сколько придет?

— У нее вторая смена.

— Ты будешь ждать ее?

— Да.

— Ты занималась сегодня? — он кивнул на учебники.

— Занималась.

Опять молчали и пили кофе.

Он оделся, собрался. Она стояла рядом — стройная, красивая, молодая и очень спокойная.

Он сказал:

— До свидания, Танюша!

— До свидания, Володя!

Он приобнял ее, и она потянулась к нему, растеряв все свое спокойствие.

— Как не хочется, чтобы ты уходил!

Он пожал плечами.

— Извини.

За дверью по лестнице шли люди, и слышны были их голоса, видимо, возвращались из гостей. Они подождали, когда голоса затихли, и тогда он приоткрыл дверь, улыбнувшись на прощание натянуто и несколько раздраженно.

Он быстро спустился по лестнице.

Вышел из подъезда и, не оглядываясь, быстро зашагал.

Ехал в такси по ночному городу. Молчал таксист, молчал и он, думая о своем.

Поднимаясь по лестнице своего дома, он вытащил из портфеля завернутый в газету цветок, расправил лепестки. Газету скомкал и отбросил.

Тихо открыл дверь. Прошел по комнатам.

Разделся в темноте.

В дальней комнате зажегся свет. Затем появилась жена, красивая ухоженная женщина. Раздражение делало ее красивое лицо неприятным.

— Ты не спишь, Ларик, — сказал муж. — Я тебе цветок принес. Лучший выбрал, остальные были плохие.

Он потянулся поцеловать жену, но она отстранилась.

— У какой шлюхи ты был?

— Перестань. Что ты говоришь?

— Хороший цветок, — сказала жена, осмотрела его и понюхала. — А букет где? Шлюшке своей отдал? Мерзавец!

Она ударила его цветком, и он схватил ее за руки.

— Что у тебя за дурацкая фантазия? Вечно ты выдумываешь!

— А где ты был до сих пор? Может, на работе?

— Да, на работе. — Он озлился и прошел на кухню. Открыл холодильник, достал вино, налил, выпил залпом. — Это ты целый день дома торчишь, от нечего делать выдумываешь всякую ерунду.

— А круги у тебя откуда? От работы? Ты посмотри на себя.

— Да, я устал! — заорал он. — Устал! От тебя, дуры, устал!

— Еще бы, на два фронта приходится работать.

Он бессильно рассмеялся. Жену свою он не любил, но и расходиться с ней не собирался; не видел, что может поменяться в его жизни.

— Ну, на два фронта, ты довольна?

— Подлец!

— Что дальше?

— Подлец!

— В первый раз у тебя получилось более искренне.

— Какой ты подлец!

— Прекрати свое разнообразие. — Он вдруг заговорил устало. — Целый день мотался. У Витьки неприятности. Хандрит. Пить начал. Вот пришлось его откачивать, душевные разговоры вести.

— А тебе, конечно, больше всех надо, — уже заботливо-примирительно сказала жена.