Ибрагим Абдуллин: Прощай, Рим!

— Деда-а!

— Я ту-та!.. Ты стой на месте. Я сам к тебе приду. А то опять потеряешься…

Улыбается Леонид. Добрейший человек был дедушка Кузьма. Нашалят, случалось, внуки его, сноха ругается на мальцов, а дедушка, хитро посмеиваясь, успокаивает ее.

Чтоб отогнать комаров, Леонид закуривает папироску, почти не затягиваясь, попыхивает дымком во все стороны и, подражая птичьим голосам, насвистывает на разные лады… Чу! Где-то поблизости громко хрустнула сухая ветка и зашуршали, ожили кусты шиповника. «Косолапый!..» Леонид сдернул ружье с плеча и направил дуло в ту сторону, где встрепенулась листва. И вот, раздвинув поросли шиповника, выдралась на тропинку девушка в красной косынке. В одной руке у нее корзинка, в другой — веточка с алыми цветами. Ствол ружья ткнулся в землю, глаза встретились с глазами, и от неожиданности оба потеряли дар речи.

Наконец Леонид собрался с духом и заговорил:

— Как вы не боитесь бродить одна-одинешенька по тайге в эту пору?

Девушка в красной косынке весело заулыбалась:

— А кого бояться-то?

— Медведя…

— Так медведь людей не трогает.

— А все же смелая вы девушка.

— Я в тайге родилась и выросла.

— По всему видать…

— А вы горожанин.

— Как узнали?

— По всему видать! — Глаза девушки лукаво заискрились.

— Теперь уж не горожанин. — Леонид почему-то покраснел.

— Знаю, — сказала девушка, сделав шаг вперед по тропинке.

— Знаете? — Леонид смутился еще больше.

— Да. Вы новый совхозный зоотехник. — Щеки девушки тоже стали одного цвета с ее косынкой, и на них обозначились забавные ямочки.

— А вы?..

— Я учительница. Ваша соседка.

Леня погасил папироску, протянул девушке широкую, сильную руку:

— Здравствуйте, соседка!

— Как поживаете, сосед?..

Они шли до самого поселка друг за дружкой по узкой таежной тропе и даже словом больше не перекинулись. Только прощаясь, догадались, что следовало бы познакомиться:

— Леня.

— Маша.

— Увидимся?

— Поживем — посмотрим!

…Шум дизелей в трюме кажется Леониду гуденьем комариных полчищ в таежном сумраке. Он безотчетно взмахивает рукой, словно бы отбиваясь от злых кровососов. Те, однако, не отстают. Тогда Леонид входит в раж и хлоп ладошкой со всего маху — по железному поручню… Вздрогнув от неожиданности, он оглядывается по сторонам. Кругом непроглядная тьма. Теперь и о комарах, столь было опостылевших ему за пять лет жизни в Сибири, он вспоминает с нежностью. Вздыхает: «Эх, если бы и впрямь, вместо этих мертвых дизелей, гудели бы тут таежные комарики!..» И сам удивляется затейливому ходу своих мыслей.

…Проработав год в совхозе, он написал диплом. Тема: «Акклиматизация крупного рогатого скота ярославской породы в условиях Восточной Сибири». Диплом одобрили, хотя были и такие, что посмеивались: фантастикой, братец, занимаешься. Леонид спокойно отвечал: «Дайте средства, и я докажу вам на практике…» И доказал. Директор совхоза был человек смелый и инициативный. С его благословения Леонид закупил в Ярославской области более двухсот пятидесяти породистых коров и бычков. Повез их в Восточную Сибирь. Эта хлопотливая, ответственная, затянувшаяся на несколько месяцев командировка оказалась для молодого зоотехника экзаменом более трудным, чем все, какие он сдавал в школе и в техникуме.

Работники «Племживконторы» в Ярославле тоже скептически хмыкали и морщились, но их мрачные пророчества не сбылись: недосыпал, недоедал Леонид на обратном пути и вместо предсказанного поголовного падежа добился прибыли в стаде. Сто сорок коров благополучно отелились в вагонах.

И вот ходит Леонид по ферме. Высокий, косая сажень в плечах, ласково оглядывает он светло-синими глазами сытое, ухоженное стадо. Почешет корову за ухом, погладит по холке. А там уже доярки стоят наготове, позванивают оцинкованными ведрами.

Леонид тоже берет подойник и ловко, будто всю жизнь только этим и занимался, пристраивается на низенькой скамеечке у набрякшего, пышущего теплом вымени. Действует четко, как на инструктаже. Вытирает сосцы влажной тряпкой, массирует. Он чувствует, что девчата-доярки с любопытством следят за ним, хотя им отнюдь не в новинку видеть зоотехника в своей компании… Запевает песню оцинкованный подойник, в нос бьет запах густого парного молока. Чернавка стоит чуть поворотив голову и скосив золотистые глаза. Вид у нее предовольный. Леонид надоил уже с полведра, а вымя у Чернавки все такое же полное, тугое. Звенит струя, взбивая пену, и белизна ее отсвечивает небесной синью.