Дмитрий Фурманов - Том 5. Путь к большевизму

4 мая 1917 г.

Инициативная группа трудовиков (2 чл.) созвала организационное собрание «во всех залах реального училища».

Докладчик об истории трудовой группы, В.К.А., был жалок; или он ничего не знает, или заробел не в меру. О платформе трудовой группы доложил тов. Полюшкин.

По окончании докладов — одного безумно краткого, другого бессильно долгого, — выступили оппоненты-большевики. Цели их были явно обструкторские. Они решили говорить один за другим, затянуть собрание, утомить публику, заставить ее разойтись, не дав записаться в члены. Говорили жарко, безумно смело, определенно, прямолинейно. Они костили докладчиков на чем свет стоит; говорили не по существу, едва не касаясь личности. Когда обструкция выявилась окончательно, было предложено ограничить время ораторов и прекратить запись. Но было уже поздно. Насть публики разбрелась, другая недоумевала.

Докладчики оправдывались, но большевики даже не сочли нужным выслушать возражения. Всею гурьбой человек тридцать — сорок они шумно поднялись и покинули зал. В члены никто не записался. Собрание не удалось. Грустно было за то, что организаторы по своей вине провалили дело. Они совершенно не предусмотрели этой заурядной выходки. Кроме того, они слабо знают свою платформу.

Примыкая по убеждениям к социалистам-революционерам, я был подавлен этой неудачей ближайших товарищей. До сих пор я еще не зафиксировал себя за партией, но теперь, уезжая беседовать по деревням, со спокойной душой беру мандат эсеров.

16 июля 1917 г.

Надо говорить откровенно: до революции мы, интеллигентская молодежь, в большинстве своем ничего не знали о политической борьбе, ничего не понимали в политических лозунгах, потому что нельзя же считать политическим образованием нашу «эрудицию», почерпнутую в «Русском Слове». И вот, с первых дней революции, мы дело себе представляли весьма просто: свергли царя, поставили новых министров, ну и дело с концом.

Как будто черная сотня разбита, как будто у демократии с буржуазией одинаковые цели, как будто Англия и Франция нам истинные друзья, как будто спокойствие, а не углубление революции, — теперь главная цель. Да тут еще надо присовокупить, что многие из нас по старой привычке продолжали читать одно только «Русское Слово»… Из совокупности всех этих причин для нас, безграмотных политически, вырисовывалась лишь одна дорога — тихого дожидательства, всяческого доверия и сладкой радости по случаю свержения царя Николая. Собственно дальше свержения наша мысль не работала; остальное мы готовы были поручить устроить тем лицам, которые взяли главенство в первые дни революции.

«У нас есть Временное правительство» — заявлял в толпе Родзянко, — тогда еще герой дня. — «Цензовое» — кричали в толпе… — «Да, цензовое, но…»

И вот нас удивляло тогда это недоверие: раз честные люди г. Милюков и Терещенко, — так почему бы им и не доверить дело устроения России?

Мы тогда еще ничего не знали, мы тогда ничего не понимали. Лишь теперь, почти через пять месяцев постоянной, напряженной работы, постоянных споров, бесед, чтений и лекций, — лишь теперь многие стали примечать свои первоначальные ошибки, стали сознаваться, хотя бы перед самим собою, в политической своей безграмотности и отрекаться от того, что по неведению исповедывали три-четыре месяца назад.

И нечего стыдиться, друзья! Смело заявляйте о происшедшем в вас переломе; это только засвидетельствует ваше честное отношение к исповедуемой истине, вашу искренность.

Вы не могли остаться безучастными зрителями совершающейся революции, вам хотелось дать и свою лепту на постройку здания новой жизни… И вы, без малейшего багажа за душой, рванулись к делу, движимые благородным порывом. Теперь вы многое видели, многое слышали, — неужели же и теперь вы остались все теми же близорукими и ощупью идущим людьми? Я смотрю на себя и поражаюсь той перемене, что совершилась во мне, главным образом за этот последний месяц. Как наростал, как собирался этот перелом, — я все еще не могу уяснить себе окончательно.

Два месяца назад я уехал по деревням. Взял мандат от местного оборонческого комитета социалистов-революционеров. В плоскости эсеровского пониманья вещей я и вел свои беседы в течение первого месяца. Но вот совершилось наступление 18 июня., В те дни я был в Лежневе.

Помню, подбежал ко мне солдатик и крикнул впопыхах:

— Товарищ, сегодня пришла весть, — у нас громадная победа. По этому случаю устраиваем благодарственный молебен. Скажите, пожалуйста, речь после молебна, чтоб поднять дух…