26 марта 1917 г.
Почетное звание «общественного работника» удесетеряет силы, безмерно увеличивает жажду настоящей, положительной работы, обязывает быть в высшей степени осторожным, рассудительным и строгим, приучает к сознательности, личному самосуду и личной самооценке. До сих пор я как-то не верил в свои силы, не представлял себя на общественном поприще, сомневался, колебался, не допускал возможности выработать в себе что-либо путное и твердое. Волна революции выбросила меня из болота, заставила призадуматься, и после раздумья, после кратких — последних уже — колебаний и сомнений расправились крылья, бог знает откуда появились свежие силы. И вдруг пришло то самое, чего напрасно ждал так долго: пришла бодрость и неугомонная жажда работы. В революционной борьбе вырабатываются принципы, закаляется воля, создается система действий.
Теперь мне приходится работать во многих организациях, по многим вопросам, до которых прежде страшно и жутко было касаться: тут и библиотечное дело, и курсы, и просветительная комиссия, и общество грамотности, и рабочий клуб, и кружок пропагандистов. Особенно по сердцу именно эта последняя работа — работа пропагандистская. Я впервые увидел, что могу стройно, уверенно, а порою и жарко, передавать свои мысли, верования и надежды. Я видел многих на этом поприще неуверенными, неподготовленными, слабыми. А их авторитет непоколебим… И разом явилось сознание, что в новой области каждому необходимо начинать с азов, что стыдиться тут нечего, что больше надо верить, чем сомневаться и проч. и проч. Эти простые мысли как-то прежде не приходили на ум. А теперь они меня подняли, утвердили, дали жизнь…
Теперь и то бесконечно дорогое, то единое и светлое в жизни, — литературное творчество, — теперь и оно как-то стало ближе, стало понятнее, осуществимее, достижимее… Я, наконец, поверил в себя… Эта великая революция создала во мне психологический перелом. Она зажгла передо мною новое солнце, она дала мне свободные, могучие крылья… Многого еще я не знаю, ко многому только стремлюсь, но это уж не убивает меня, не заставляет опускать беспомощно руки. Я вижу, что и многие другие так же беспомощны, как я, что они так же горят одним лишь желанием, при скудости содержания… горят — и что-то совершают… Я с ними… Я тоже что-то делаю, я тоже кому-то помогаю, облегчаю движение чему-то огромному, светлому. Радость такого сознания безмерна и неповторяема.
27 марта 1917 г.
Организация бесед с рабочими как-то сама собою сконцентрировалась в моих руках. Завтра устраиваем новые пять бесед, это уж будет в итоге двадцать бесед… Правда, особенного труда здесь нет. Организационная работа легка, и плохо только одно: никто не берется активно работать по технике организации: приискание помещений, распространение билетов, огласка, осведомление лекторов и проч. С этим заботы много. При кружке пропагандистов необходимо будет создать для подобной работы особую комиссию. Особенно необходимо это будет тогда, когда организуются беседы по волостям. Распутица и недостаток средств передвижения пока не позволяют нам наладить это дело. Но уже на Пасхе, вероятно, будет устроен целый ряд подобных собеседований в ближайшем крестьянском округе.
Правда, беседы похожи больше на лекции; вопросы редки и случайны, но польза от этих бесед несомненная, хотя бы по одному тому, что после собеседований разгораются между слушателями жестокие споры. Многие молчат, боясь показаться смешными, не рискуют перед собранием выразить свои сомнения и просить объяснения непонятных мест. Зато потом между собою перетолковывают все слышанное вкось и вкривь. Явление, конечно, печальное, но так уж мы воспитаны, так подготовлены. Есть и храбрецы — они взбираются на трибуну и говорят, но это большей частью говоруны и только. Их занимает лишь самый процесс говорения, самый факт выступления и любования собой. У них обычно нет вопросов: они все знают, все понимают, спешат сообщить свое. А это свое поражает ненужностью, убожеством и фальшью.
В этой смелости сквозит страшная беспомощность, огромное желание знать и в то же время полное, абсолютнейшее незнание и непонимание самых простых вещей. Это не только у рабочих, но и у большинства выступающей интеллигенции,
30 марта 1917 г.
В местном Совете рабочих депутатов один за другим раскрываются провокаторы. Большей частью это лица, пользовавшиеся известной популярностью среди рабочих, хорошие работники.
Читать дальше