Фазлиддин Мухаммадиев - Домик на окраине. Зайнаб-биби

Если теперь вы хотите еще лучше воспитывать людей, еще большие дела делать, пожалуйста, запретите этот яд, эту проклятую сивуху.

Дай вам бог всяческих успехов.

Написал заявление пенсионер Зиёдулло Каршибой, год рождения 1882».

На оборотной стороне бумаги было написано:

«Если вы уважите просьбу стариков, то исполнятся все ваши желания. Все старики будут за вас молиться.

Заявитель — пенсионер Зиёдулло Каршибой.

Всем вам большой привет и наилучшие пожелания».

Я не выдержал и засмеялся. Старик сначала улыбнулся, но потом нахмурился. Видно, обиделся.

— Смеетесь, углум, не понравилось вам мое заявление, — сказал он, выставив вперед ухо и приготовившись слушать.

— Нет, нет, дедушка, ваше заявление мне понравилось, но вот ведь какое дело…

Я задумался. Как же объяснить все старику?

Дедушка Зиё, придерживая рукой свое огромное ухо, глядел мне прямо в рот.

Будь что будет, решил я и начал объяснять ему, что наше правительство тоже относится к вину отрицательно. Оно готово в любую минуту запретить торговлю вином и водкой. Но что делать, одним приказом или постановлением привычку к алкоголю не искоренишь.

Если бы у нас закрыли табачные фабрики, то люди курили бы самосад. Если запретить продажу водки, будут гнать самогон. А это еще хуже водки.

Долго рассказывал я все, что сам знал и думал по этому поводу. Но чем больше говорил, тем яснее проступало на лице дедушки Зиё недовольство.

Как только я замолчал, старик махнул рукой.

— Эх, углум, не поняли вы меня. Заявление это написал человек не шибко грамотный, видите, он писал все подряд, как я ему говорил. «Будем молиться» написал. «Дай бог» написал, все мои «так сказать» написал. Разве можно посылать в Москву такие письма? Я хотел вас попросить, чтобы вы переписали мое заявление. Чтобы вы некрасивые слова заменили красивыми, умными, чтобы все было ладно да складно.

Все мое красноречие оказалось напрасным.

Старик остался при своем мнении. Что поделаешь! Придется переписать это заявление заново, иначе он не отстанет.

Так я и сделал. Только в новом варианте добавил, что, конечно, работники ЦК партии сами об этом немало думают, но пусть это заявление еще раз напомнит, что таково желание старых людей. И пусть скорей пробьет последний час всякому пьянству, хулиганству и другим пережиткам.

Из-за этого заявления я, конечно, опоздал в гороно на заседание предметной комиссии. Впрочем, надо честно признаться, благодарность дедушки Зиё вознаградила меня за это.

Действительно, помочь человеку очень приятно. Но недаром в народе говорят: «Сахар сладок, если его есть в меру». Вот так и в добрых делах — надо соблюдать меру. Вы еще узнаете, почему я так говорю.

В тот день, когда в газете напечатали мою корреспонденцию о плохой организации торговли керосином, дядюшка Ахрор пришел с работы раньше, чем всегда. Он сразу направился к нам, поздоровался со мной теплее, чем обычно, долго и вежливо расспрашивал о школьных делах, а потом неожиданно сказал:

— Вы сейчас не очень заняты, сынок? Я хотел бы попросить вас со мной сходить в одно место. Уж, пожалуйста, не откажите, муаллим.

Я только что пришел с работы и собирался прилечь. Но что тут поделаешь? Представьте себе, что к вам обратился с просьбой человек, всеми в городе уважаемый, беседу с которым каждый почитает для себя великой честью, — разве могли бы вы отказать?

Мы вышли на улицу. Дядюшка Ахрор вел меня, точно туриста, приехавшего откуда-то издалека. Он, как заправский гид, объявлял названия улиц, переулков и тупичков, мимо которых мы проходили, подробно рассказывал, как и когда это строилось, занимал меня историями о характере, занятиях и нравах их обитателей.

Был вечер, но жаркое августовское солнце так все накалило вокруг, что трудно было дышать. Это было то самое солнце, чей жар наливал в эти дни сладким соком арбузы, дыни и виноград и от которого так тяжелели коробочки с хлопком, что не выдерживали и раскалывались.

Я то и дело вытирал пот, застилавший глаза, но, боясь, как бы дядюшка не посмеялся над моей «интеллигентской» слабостью, старался идти с ним в ногу. При этом я изо всех сил выражал свою заинтересованность, то и дело удивлялся и покачивал головой. Словом, старался показать, что и наша прогулка, и все его рассказы доставляют мне огромное удовольствие.

Мы вышли на главную улицу, а потом свернули в маленький переулок. Его мостовая была покрыта новым свежим асфальтом. Мой спутник остановился у приоткрытых широких двустворчатых ворот. Во дворе какой-то человек в коротких штанах поливал из резинового шланга легковую машину.