Михаил Булгаков - Чаша жизни (сборник)

Бойкая личность в конторе артели, личность лысая и европейски вежливая, в грязнейшей сорочке, сказала, что в машине поедет пять человек. Когда утром на другой день подали эту машину — я ахнул. Сказать, какой это фирмы машина, не может ни один специалист, ибо в ней не было двух частей с одной и той же фабрики, ибо все были с разных. Правое колесо было «мерседеса» (переднее), два задних были «пеуса», мотор фордовский, кузов черт знает какой! Вероятно, просто русский. Вместо резиновых камер — какая-то рвань.

Все это громыхало, свистело, и передние колеса ехали не просто вперед, а «разъезжались», как пьяные.

И протестовать поздно, и протестовать бесполезно.

Можно на севастопольский поезд опоздать, другую машину искать негде.

Шофер нагло, упорно и мрачно улыбается и уверяет, что это лучшая машина в Крыму по своей быстроходности.

Кроме того, поехали, конечно, не пять, а 11 человек: 8 пассажиров с багажом и три шофера — двое действующих и третий — бойкое существо в синей блузе, кажется, «автор» этой первой по быстроходности машины, в полном смысле слова «интернациональной». И мы понеслись.

В Гаспре «первая по быстроходности машина», конечно, сломалась, и все пассажиры этому, конечно, обрадовались.

Заключенный в трубу, бежит холоднейший ключ. Пили из него жадно, лежали, как ящерицы на солнце. Зелени — океан; уступы, скалы…

Шина лопнула в Мисхоре.

Вторая в Алупке, облитой солнцем. Опять страшно радовались. Навстречу пролетали лакированные машины Крымкурсо с закутанными в шарфы нэпманскими дамами.

Но только не в шарфах и автомобилях нужно проходить этот путь, а пешком. Тогда только можно оценить красу Южного берега.

Под вечер, обожженные, пыльные, пьяные от воздуха, катили в беленький раскидистый Севастополь, и тут ощутили тоску: «Вот из Крыма нужно уезжать».

Автобандиты отвязали вещи. Угол на одном чемодане был вскрыт, как ножом, и красивым углом был вырван клок из пледа. Все-таки при этой дьявольской езде машина «лизнула» крылом одну из мажар.

Лихие ездоки полюбовались на свою работу и уехали с веселыми гудками, а мы вечером из усеянного звездами Севастополя, в теплый и ароматный вечер, с тоскою и сожалением уехали в Москву.

Сентябрь 1929 г.

Металлист Щукин постучался к соседу своему по общежитию — металлисту Крюкову.

— Да, да, — раздалось за дверью.

И Щукин вошел, а войдя, попятился в ужасе — Крюков в одном белье стоял перед маленьким зеркалом и кланялся ему. В левой руке у Крюкова была книжка.

— Здравствуй, Крюков, — молвил пораженный Щукин, — ты с ума сошел?

— Наин, — ответил Крюков, — не мешай, я сейчас.

Затем отпрянул назад, вежливо поклонился окну и сказал:

— Благодарю вас, я уже ездил. Данке зер! Ну, пожалуйста, еще одну чашечку чаю, — предложил Крюков сам себе и сам же отказался: — Мерси, не хочу. Их виль… Фу, дьявол… Как его. Нихт, нихт! — победоносно повторил Крюков и выкатил глаза на Щукина.

— Крюков, миленький, что с тобой? — плаксиво спросил приятель, — опомнись.

— Не путайся под ногами, — задумчиво сказал Крюков и уставился на свои босые ноги. — Под ногами, под ногами, — забормотал он, — а как нога? Все вылетело. Вот леший… фусс, фусс! Впрочем, нога не встретится, нога — ненужное слово.

«Кончен парень, — подумал Щукин, — достукался, давно я замечал…»

Он робко кашлянул и пискнул:

— Петенька, что ты говоришь, выпей водицы.

— Благодарю, я уже пил, — ответил Крюков, — а равно и ел (он подумал), а равно и курил. А равно…

«Посижу, посмотрю, чтобы он в окно не выбросился, а там можно будет людей собрать. Эх, жаль, хороший был парень, умный, толковый…» — думал Щукин, садясь на край продранного дивана.

Крюков раскрыл книгу и продолжал вслух:

— Имеете ль вы трамвай, мой дорогой товарищ? Гм… Камрад (Крюков задумался). Да, я имею трамвай, но моя тетка тоже уехала в Италию. Гм… Тетка тут ни при чем. К чертовой матери тетку! Выкинем ее, майне танте. У моей бабушки нет ручного льва. Варум? Потому что они очень дороги в наших местах. Вот сукины сыны! Неподходящее! — кричал Крюков. — А любите ли вы колбасу? Как же мне ее не любить, если третий день идет дождь! В вашей комнате имеется ли электричество, товарищ? Нет, но зато мой дядя пьет запоем уже третью неделю и пропил нашего водолаза. А где аптека? — спросил Крюков Щукина грозно.