Сергей Сергеев-Ценский - Том 3. Произведения 1927-1936

— Ну на сама, когда так!.. Щипай сама!..

Надя отщипнула крошечку, добросовестно сует в рот своей Кате и даже сама не замечает, что крошка прилипла к ее собственным пальцам.

Однако руку она отводит назад и говорит серьезно:

— А вот это съела.

— Съела?.. Где?.. А ну, я ей сам дам!.. Вот, а, что?.. Даже и совсем никак!..

— Сыта уж, — объясняет Надя. — Она маленькая… Разве она много может?

— Ее как зовут? — спрашивает Колька тихо.

— Катя же! — удивленно отвечает Надя.

Колька очарован. Колька уже влюблен в Катю. Колька весь до краев переполнен этой влюбленностью… И он говорит глухо:

— Пускай она спит!

Девочка тут же укрывает ее заботливо и начинает мурлыкать песенку, у которой свойство усыплять детей:

— Катя, крошечка моя-я, нена-глядышка моя!

— Хым… Оглодышка! — ввязывается Колька, кусая хлеб.

— Не надо так! — укоряет Надя.

— Почему это не надо? — наступает Колька.

— Некрасивое слово… И Катя спать не будет.

— Ну, нехай спит… И не просыпается…

Колька ест хлеб и смородину, а Надя все ходит около, укачивает и напевает:

— Не-на-глядышка моя-я, ненадышечка моя!

Это очень тоненько и даже, пожалуй, грустно.

— Уснула! — говорит она, наконец, серьезно, кладет куклу на траву очень нежно и очень заботливо и обращается ласково к Кольке:

— Дай самородинки!

— Ишь ты какая!.. Пойдем дикой лук искать, тогда дам! — властно говорит Колька.

— А Катя же как?

— Нехай спит!.. «Катя»!.. Будешь еще Катю свою везде таскать!

— Ну что ж, — соглашается Надя, матерински оглядывает спящую и идет: «Катя» лежит около дома на траве, потеряться она никак не может, а в кустах, пожалуй, изорвешь ее платьице.

Кусты здесь около, потому что это — окраина города, нагорный берег реки, и среди них много колючих, идти между ними нужно осторожно, а Колька так и шныряет и кричит то и дело откуда-то, где его не видно:

— Вот он лу-ук!.. А вот еще лу-ук!.. Сколько мно-го!

Лук этот жесткий и длинный; цветочки лиловые; пахнет от него чесноком.

Надя — синеглазая, в белом, в желтых туфельках — все старается поспеть за Колькой, который кружит по кустам, как собачонка, и потом совсем уж неизвестно где. В укромном уголку между кустами попался и ей одинокий длинностебельчатый дикий лук, и она рвет его, торжествуя, и нюхает и морщит носик. Но все-таки она крепко зажимает его в руке и кричит куда-то в зеленое кругом:

— И я-я нашла-а-а!.. Ко-ля-я!.. И я нашла-а-а!

Кусты очень густые и очень высокие, — так кажется ей. И так много тоненьких веток кругом, — рябит в глазах… И под самыми кустами, в глуши попадаются кустики фиалок, — цветов давно уже нет, одни листики, сверху зеленые, а повернешь, — то будто фиолетовые, то розовые: из них выходит букетик куда лучше, чем из вонючего дикого луку.

— Надь-ка-а!.. Ты игде та-ам?.. — кричит Колька из такой дали, что его еле слышно.

— Я здеся-я-я! — отзывается Надя тончайше, насколько может, а сама спешит-спешит к нему, продираясь мимо колючек боярышника.

Но вот не слышно стало Кольки, и нет его нигде: хоть бы где-нибудь мелькнула его розовая рубашка или круглая стриженая голова.

Наде становится немного страшно даже. Она бросает дикий лук, прижимает к груди букетик из листьев фиалок и начинает всхлипывать тихо.

— Коль-ка-а-а-а! — зовет она громко и очень долго тянет: — а-а-а!

Потом бросает и букетик. Еще раз зовет, — не отзывается Колька, а сама все продирается через кусты куда-то. Теперь она уже всхлипывает громче… И вдруг тропинка, по которой можно даже бежать, — такая широкая. И, хныкая и вытирая глаза, она добегает до дороги, с которой уже виден Колькин дом с одною трубою. Дальше бежать просто и даже весело, и слезы на щеках высыхают сами, пока она добегает до зеленой площадки, на которой оставалась Катя. Она ищет везде глазами, — куклы нет. Как же это?.. С большой тревогой обходит она вокруг всего домика, — нет нигде ни куклы, ни красного стеганого одеяльца.

Тогда она опускается на колени, начинает бить маленькими кулачонками траву и землю, на которой лежала Катя, и рыдает срыву, страшно, последним рыданием.

— Ты чего это? — сурово спрашивает ее Колька, вдруг взявшийся неизвестно откуда.

— А-а-а… Ка-тя… а-а… где?.. — еле может простонать Надя.

— А я знаю? — строго удивляется Колька.

— Ка-ти… а-а-а… нет!..

— Домой пошла! — догадывается Колька, а брови насуплены.

— Не-ет… а-а-а… Не до-мо-о-ой…

— Что?.. Не может, что ли, домой пойти?.. Во-от!.. Самородину ела, а домой нести ее надо?..