Сергей Сергеев-Ценский - Том 3. Произведения 1927-1936

— Как это?

— Так, очень просто… Вы бы сюда, а она бы в тот дуб, и всё.

— Что, она думает, что ли, молния?! — спросил Алеша.

— А ты чего лезешь! — осерчал на него Генька. — Тоже туда же: ду-ма-ет!.. Я думал, а не то что молния!.. Я думал: в тот дуб вдарит.

— В какой дуб?

— В ваш, вот в какой!.. А потом вижу, в этот полоснуть хочет, я и побежал.

— Врешь! Бить меня бежал! — крикнул Федька.

— Бить? Что я тебя, когда угодно бить не могу?.. Я тебя когда угодно могу!.. Хочешь, тресну?

И Генька ухватил его за горло левой рукой и поднял хлыст.

Назад из лесу шли куда быстрее, чем подымались в лес. Тропинки скользили под ногами. Вода с них сбежала уже, но глина размокла, размякла, — Таня упала и расшибла колено, но не плакала: ведь шли домой, и теперь все уже было ясно и на земле и в небе.

В небе только разорванные кучи облаков толпились и сваливали, и уж просвечивало синее, а на земле так все похорошело от дождя.

И все-таки ведь несут же они грибы, даже немного груздей дал им Генька.

Он идет впереди и держит хлыст, как отточенную саблю.

Вот какая-то большая птица, больше дрозда и с яркими синими крыльями, пролетела низко с куста на куст, прокричав по-вороньи.

— Какая это? — спросили девочки.

— Сойка, — ответил Федька.

— Сойка? — презрительно повторил Генька. — Много ты знаешь!..

Выждал несколько моментов и сказал раздельно:

— Называется сивограч, а совсем не сойка.

Вихры его высохли и стояли опять как петуший гребень, и губы были сложены надменно.

1927 г.

Коля Житнухин, мальчик лет пятнадцати, утром, когда, после сильного прибоя, утихло море, пошел с мешком подальше вдоль берега, не выкинуло ли где камсы.

Близко к городу незачем было ходить: тут, конечно, чем свет все было подобрано, и Коля забрался в глухие места. После долгого шторма странная стояла тишина, и море режуще сверкало, и берега пахли морем, а солнце грело, как греет оно в феврале на юге, когда небо чисто, и не дует ни с севера, ни с востока.

Белые стада чаек паслись на голубом недалеко от берега; тем вероятнее казалось Коле, что вот выйдет он подальше за камни, на укромный пляж, — и вдруг яркая кипень сонной камсы, переброшенной на взмыве какого-нибудь девятого вала… расставь мешок и греби в него рыбу, как гравий…

Коля зашел далеко, наткнулся на круглый мыс, который надо было огибать с тылу по чуть заметной козьей тропинке; а когда обогнул он его и новый кусок синеватого пляжа открылся, — сколько ни смотрел Коля, никаких ярких залежей камсы на нем не заметил, только совсем недалеко, снизу, шел густой запах падали.

Тропинка к морю была тут очень крута и вилась между камней, угловатых, огромных. Но когда Коля высунулся из-за камней и брезгливо глянул вниз, он увидел орла на выброшенном дохлом дельфине.

Орел-стервятник, истемна-серый, с голой, синей, как у индюка, шеей, рвал красные клочья дельфиньего мяса и глотал, тряся головою, — рвал и глотал жадно, — должно быть, сильно был голоден. Сидел он спиною к берегу и не заметил Коли, а Коля, едва только разглядел орла, весь насторожился, как дикарь-охотник, затаил дыхание и скосил глаза под ноги, — нет ли мелкого камня. Камень фунта в три весом был, и он осторожно за ним нагнулся.

Круглый голыш, обточенный когда-то морем, ловко пришелся к ладони и пальцам, Коля крикнул и, — чуть только орел, оглянувшись, развернул крылья и подпрыгнул, чтобы подняться, — бросил в него голыш.

Крылья эти были слишком огромная цель, чтобы промахнуться, — и орел не взлетел: он упал на бок на пляж рядом с падалью и забил одним только крылом, а другое подвернулось под него и вывернулось светлой изнанкой перьев.

— Попал! — крикнул Коля радостно кому-то — морю, солнцу или гранитным глыбам около себя — и сбежал вниз.

От радости удачи он, дикарь теперь, перестал даже замечать вонь от развороченной туши дельфина. Он видел только орла, и орел снизу, совершенно ошеломленный, смотрел на него, как на свою гибель, и шипел разинутым клювом. Он упирался здоровым крылом в песок и греб когтями, чтобы отскочить от земли и ринуться в надморье, но мешало подвернувшееся перебитое крыло. Глаза его на момент испугали мальчика, он отступил на шаг.

А тут сорвалась с голубой воды чайка и очень удивилась тому, что случилось на берегу. Подхватилась косокрыло и пропищала над Колиной головой:

— И-и-и!

И другая появилась за нею следом. И третья.

Кружились и визжали пронзительно: