Василий Афонин: Клюква-ягода

Вылез и, не переобуваясь, краем болота, то углубляясь в мелкий сосняк, то выходя обратно, далеко прошел, огибая озеро с восточной стороны. Но здесь начинались топи, которыми Лоскут пробирался от деревни. Своим же следом он снова вернулся к Горелому острову, пересек его ровно на закат, до самой голей — широкого пространства, поросшего карликовой березкой. По голеям клюква никогда не росла, переходить ее — вдали виднелся такой же сосняк — не хотелось, и Лоскут краем пошел на север, не слишком забирая в лес. Ничего. Лоскут стал ходить челноком, рыская влево-вправо, забрался далеко от озера в бор, где клюквы не могло и быть, и стал полукругом клонить влево. И набрел на елани.

Елани, ровные моховые полянки, лежали и чистом мелком соснячке, концами спускаясь к голее. Полянки соединялись рукавами: восемь насчитал их Лоскут. Всюду клюквы было много и густо, будто кто рассыпал ее и разровнял ладонями. Лоскут засмеялся, чувствуя озноб от удачи, сел на поваленный ствол и некоторое время сидел так, любуясь, как красиво по зеленому мху лежит красная ягода. Встав, еще раз охватил полянки, взял круг шире, надеясь найти другие, но еланей не оказалось, он вернулся, возле края самой малой опустился на колени и стал проворно рвать, не пропуская ни единой, отбирая самую спелую для себя — есть и пить хотелось давно. Он давил ягоду языком, деснами, морщился, кривил рот и сладко сглатывал. Ел, пока не набил оскомину. Голод немного притупился. Такую клюкву комбайном собирать втрое быстрее, — подумал Лоскут, передвигаясь на коленях.— Да мы и руками. И руками ничего. Было бы что рвать. Можно и руками».

Своего «комбайна» Лоскут не имел — у Семена заметил под нарами, но видел, как рвут ими, и не понравилось ему. Мусора много попадает при таком сборе. Покупают тогда клюкву неохотно, и перед продажей приходится по ягодке перебирать. Лоскут всегда брал руками, чисто и сноровисто, не хуже, чем бабы, — те, не все, правда, но быстро рвут. Одни раз ходил Лоскут с бабами на болота. Показал, как рвет он...

Собирал Лоскут в литровый котелок, а потом пересыпал в мешок. Набрал двадцать котелков — два ведра полных, — глянул на солнце и, не отдыхая, пошел к избушке. Дорогой думал, как расскажет сейчас брату о еланях и о том, для чего ему нынче нужно много клюквы. Не может быть того, чтобы Семен не знал еланей. За пять то лет! Небось каждое дерево на ощупь угадает! «Посмотрим, как обернется, — решил он. — А вдруг заявит: моя? Тогда что? Искать заново? А где? Тайга большая, да не всюду растет. Кажись, везде обежал уже. Ну, что он скажет? Надо поласковее с ним». — Лоскут остановился, поправил мешок, накурил. Есть не хотелось. Тело было легким, сухим, выносливым. Быстрее к озеру...

Если у брата к утру нога подживет, пойдут они вдвоем. А нет — так одни станет рвать, потом поделят. Пополам, не обидно чтоб. Пятнадцать мешков у них, в каждый по семь ведер чистой войдет, вот уже больше ста ведер. На еланях, как определил Лоскут, столько же и нарвать можно. Ну, меньше чуть, а то и больше ведер на десять, не помешает. Клюква сильная, два ведра набрал, а выбрал круговянку малую возле колеи. Пусть ровно сто! По пятьдесят каждому. Заготовителю отдать — пятьсот рублей на руки. Старыми — пять тысяч. Лоскут всегда деньги на старые мерил, больше выходило. Маловато, конечно. На избу, однако, хватит. Нет, на зиму надо в квартиранты идти. Поработать на скотном дворе, добавляя ежемесячно к этим рублям, да не пить — к весне можно избой, хозяйством обзавестись свободно. За зиму он избу себе присмотрит. На берегу бы. На другом краю от Семена. С огородом...

К озеру вышел засветло. Шагнул из-за избушки, веселый, штанина одна порвана — за сук зацепился, — издали заговорил с братом. Семей сидел спиной к лодке, насупясь, боком к избушке. Он уже знал, что Лоскут приближается, —- собака прибежала — и ждал, гадая: порожний тот или с клюквой. «Гос-споди, да что же ты меня всегда...»

— Братка! — крикнул, подходя, Лоскут. — А клюкву я нашел все-таки! Кружил-кружил, бегал-бегал, ну, думаю, возвращаться пора. Повернул, гляжу — елани. А там ягода...

— А-а, — хрипло отозвался Семен, крякнул будто.

Лоскут, сбросив мешок, стоял поодаль.

— Ты чего? -- спросил он, видя, что брат опять не в духе. — Нога болит, да?

— Нога, — кивнул Семен. — Ну-ка, покажи, что ты там набузовал. Нашел, говоришь?..

Лоскут поднес мешок, развязал. Семен раздвинул жерло, запустил руки и стал шевелить ими, пропуская ягоду между пальцев. Лоскут сел на лодку рядом. Курил.