Михаил Панин - Матюшенко обещал молчать

— А что? — Она, как ему кажется, с готовностью останавливается. Очередная парочка нагло целуется от них в двух шагах. Совсем рядом с глазами Вадика — ее глаза. Не смея заглянуть в них прямо, он скользит по ним беглым взглядом, но, как ни старается, ничего не может в них прочесть. И они в молчании отправляются дальше.

И вот однажды Вадик решился. Он уже студент второго курса, сказал он себе, стыдно. Пора быть мужчиной. И в один из вечеров, после отчаянно заразительного фильма о любви — Галина даже не решалась обсуждать, как он поставлен, — когда они в полном молчании шли по пустой дороге, и было так душно, так пахли цветы за оградами, так хороша была Галина и так надолго затянулась пауза в их разговоре, Вадик вдруг зажмурился, обнял Галину за талию и слегка прижал к себе. Где-то далеко за лесом вспыхнула зарница, зарокотал гром. Галина вздрогнула, но даже не повернула к Вадику лица. Какое-то время, словно ничего не случилось, они шли, тесно прижавшись друг к другу, и кажется, оба не различали дороги. Потом перед глазами Вадика стали вырисовываться отдельные предметы, он с удивлением обнаружил, что его рука по-прежнему лежит на талии женщины, и женщина не спешит ее убрать, а только сжимает крепко своей рукой. Надо было делать следующий шаг, но сил не было. Гром рокотал уже совсем близко, где-то шумел дождь, и тогда Галина наконец несмело повернула к нему лицо..

— Пойдем скорей, — прошептала она.

Они почти бежали, и она по-прежнему не убирала его руку. Вадик все время думал, что надо остановиться, повернуть Галину к себе, обнять, зарыться лицом в ее волосы, а дальше неизвестно — может, плакать...

Они остановились у ее дома, и она мягко отвела его руку.

— Ну вот, — тихо сказала она, — и пришли...

— Пришли, — высохшими губами сказал Вадик. — А дождя нет... — и он стал искать в карманах сигареты.

— Его, может, и не будет, — внимательно оглядывая небо, сказала Галина.

— Только попугал, — басом добавил Вадик, будто это было главное сейчас, что занимало их обоих, — пойдет или не пойдет дождь.

Куда же девались эти проклятые сигареты!

— Я пойду? — немного, погодя как бы спросила Галина.

— Подожди! — чуть не плача и лихорадочно отыскивая теперь еще спички, едва не закричал Вадик. Жалкий идиот! Но Галина была уже по ту сторону калитки и издалека ласково глянула ему в глаза.

— Уже поздно...

И Вадик понял — в самом деле, поздно. Он болван, болван, болван...

Он пришел домой и, не раздеваясь, бросился на кровать. Он стал вспоминать до мельчайших деталей происшедшее с ним и с Галиной, и необъятность события потрясла его. Он ужаснулся своей постыдной неловкости с женщиной, которую нельзя тут же позабыть и не встречать больше, как это иногда уже бывало с ним, когда случайная знакомая, после какой-нибудь вечеринки, на другой день навсегда исчезала из его жизни вместе с не очень приятными подробностями скоротечного флирта.

Но вместе с тем, припоминая то, как вела себя сама Галина, он с радостью отмечал и ее растерянность, и неопытность, и, главное, покорность, покорность его, Вадика, руке и воле, и это наполняло его гордостью. «Милая, милая моя, родная», — вновь и вновь вызывал он в памяти ласковое, доверчивое лицо Галины, каким оно запомнилось ему в тот самый миг, когда она, после смятения и шока, впервые осмелилась поднять на него полные нежности глаза. К утру он ясно понял — свершилось, он любит Галину, посвятит ей жизнь и, как только закончит третий курс, обязательно женится на ней. Приняв такое важное решение, Вадик почувствовал себя сильным, счастливым человеком и с тем уснул.

Но на другой день, проснувшись в двенадцатом часу, он обнаружил в почтовом ящике письмо от Галины. Письмо было длинным, и, когда Галина успела написать его, оставалось загадкой. Ровным учительским почерком она писала ему, что все вчерашнее — нелепый случай, глупый порыв, о котором она весьма и весьма сожалеет. Она не сердится на него и по-своему его любит, но ничего подобного не должно повториться впредь. Она на девять лет старше его, и этим все решено раз и навсегда в их отношениях. Они останутся друзьями, а вчерашний глупый и, если вдуматься, смешной случай надо забыть. К тому же они слишком разные духовно, а исключительно плотское влечение слишком ненадежная основа для столь серьезного чувства, как Любовь. Слово «любовь» так и было написано — с большой буквы... Итак, пока они еще не увиделись после всего, во избежание недоразумений, он должен запомнить: ничего не произошло. Они были и остаются только друзьями...