Анатолий Буйлов - Большое кочевье

— Наверняка заболел. Сейчас я его вылечу, — пообещал Шумков, вытаскивая из чехла нож.

Повалив оленя на бок, пригнув ему голову, он ловким точным движением всадил нож в олений затылок. Олень крупно вздрогнул, взбрыкнул раза два копытами и затих.

— Вот так нужно, брат, лечить! Учись! — сказал Шумков изумленному Николке.

Под вечер, когда Николка уже охрип от крика, устал от беготни, он увидел, что упал на снег еще один олень. У него была белая морда и белые ноги. Очень редкий, красивый олень. Высоко ценится такой олень у пастухов. Зовут таких оленей Уныпа — значит белоногий.

Николка посмотрел в сторону Шумкова. Бригадир мелькал за деревьями, заворачивая стадо. Николка подергал оленя за хвост, легонько попинал его в бок, но олень продолжал лежать, шлепая розовыми губами, раздувая ноздри. Жалко, но придется убить. Николка пригнул оленю голову и, вобрав полную грудь воздуха, точно собирался окунуться в ледяную воду, с силой вонзил нож. Торопливо обтерев и спрятав его в ножны, он не оглядываясь побежал догонять ушедшее вперед стадо.

Николка впервые убил оленя. На душе у него было неприятно, но он убеждал себя, что рано или поздно должен был это сделать — выпачкать оленьей кровью лезвие своего ножа. «Не всем же есть котлеты, — размышлял он, — кто-то должен и убивать животных для тех, кто ест. А пастуху без этого все равно не обойтись».

Шумкову про оленя он не сказал — вначале не было случая, а потом забыл об этом.

На закате солнца, направив стадо в сопку кормиться, погонщики, выбрав удобное место для табора, стали поджидать кочевщиков.

Ждать пришлось недолго. Впереди каравана шел Аханя, сзади ехала на нарте Улита. За Улитой шли Костя и Фока Степанович. Каждый пастух вел свой аргиш, состоящий из шести доверху груженных нарт. Привязав повод своего передового оленя к дереву, Аханя тотчас подошел к Шумкову и принялся сердито его отчитывать за что-то, энергично жестикулируя руками.

Шумков слушал старика не перебивая, удивленно, и вдруг, обернувшись к Николке, вскричал:

— Ты зачем убил оленя?!

— Как зачем? — опешил Николка. — Он же упал… заболел… Ты же сам сказал: если упал — вот так лечи. Я и убил. А что, не так разве?

— Да это же мой личный олень! Мой личный, понимаешь ты это?! Он же не больной, он просто устал! Отдохнул бы и побежал. Понимаешь? А тот больной был. Мы давно его хотели забить. А этот устал просто! Устал! Понимаешь ты?! Тьфу! — Шумков с досадой плюнул, махнул рукой и пошел к той нарте, на которой лежал его Уныпа.

— Дурак ты, Васька! — крикнул ему вслед Аханя. — Зачем обманывал?

Вечером, поедая сочную сырую печенку Уныпы, пастухи, нарочито громко чавкая, посмеивались над Шумковым. Особенно усердствовал Фока Степанович:

— Ты чего это, Василий, грустный такой? Чего печенку не ешь? Ох и вкусная!.. Не грусти, паря. Улита из белого камуса торбаса тебе сошьет. Костя их бисером разукрасит. Приедешь в поселок — модничать будешь.

В конце января начались частые снегопады. Олени теперь уже не разбредались на многие километры, как прежде, а стояли плотно на одном месте, непрерывно разгребая копытами снег, с трудом дотягиваясь до спасительного ягеля. Глубина снега местами достигала полутора метров. Животные быстро худели. Пастухи тревожились. Наконец, при обходе стада Фока Степанович обнаружил первого сдохшего от голода оленя. Его синее, без единой жиринки, мясо отказались есть даже собаки.

После ужина пастухи до полуночи что-то обсуждали, о чем-то спорили. Утром Николку с Костей отправили в стадо с заданием подогнать оленей к палатке.

По пути к стаду Костя сообщил о намерении пастухов немедленно кочевать в горы:

— Бригадир хотел гнать стадо к Малкачанской тундре, но старик переспорил. В тундре мало ягеля и снег там крепкий, а в горах с морской стороны весь снег ветром сдувает и ягеля там навалом. Старик знает каждую сопку, где сколько ягеля, где какой снег бывает, — он у нас профессор. Ходить по горам будет трудно, но, главное, чтобы олени сыты были.

Зато баранов там насмотришься — все сопки истоптаны их следами! Из бараньих шкур самый теплый кукуль — теплей оленьего.

При подходе к стаду пастухи заметили кружащихся над лесом ворон.

— Наверно, еще один олешка пропал, — высказал предположение Костя.

Костино предположение оправдалось. У сдохшего оленя вороны успели выклевать глаза и через ребра вытащить часть внутренностей. Рядом с издохшим оленем невозмутимо копытил ягель худющий евхан — движения его были вялыми, он то и дело вылезал из снежной ямы, тоскливо озирался, видно было, что жить ему осталось недолго.