Иван Корнилов - В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы]

— Что мне другие? Мне не нравится, как живем мы. Каждый день все одно и одно, все одно и одно. Ну давай что-нибудь придумаем, а? Знаешь что, пошли в ресторан!

— Вот это да! Замашечки…

— А что? Мы так давно никуда не ходили.

— Да ведь в субботу на дне рождения у Володи — забыла? Сейчас я кликну Нечаевых — давай?

— Нет! Говори: идешь со мной или не идешь?

— Интересно…

Он откинул голову к стене, оглядел жену с расстояния.

— Хорошо, тогда я иду одна. Вернусь нескоро.

Вернулась, однако, минуты через три, не дойдя и до соседнего дома. Женя встретил ее усмешкой.

Не набросив на плечи домашнего халата, не скинув даже туфель, она выдвинула из угла на середину комнаты зеркало, а на его место загнала телевизор. Под оттоманкой что-то скрежетало, драло пол, но Саша и ее передвинула на другое место. Очередь дошла до шкафа.

— Ты что, рехнулась?

Привалясь плечом к стенке шкафа, Женя наблюдал за Сашей вприщурку.

— Не мешай! — оттолкнула его жена.

Но сдвинуть шкаф она оказалась бессильна, и от бессилия своего вдруг заплакала.

— Что с тобой, Саша?

— Отойди-и!

Ткнувшись в подушку, она стала плакать все горше и все безутешней.

Женя стоял над нею потерянный.

Утром, поднявшись с припухлыми веками, Саша дольше, чем всегда, наглаживала платье и дольше обычного пушила перед зеркалом прическу. Строго рассматривая себя, она здесь же решила: сегодня буду следить за собой, за каждым словом, за каждым движением. Следить постоянно, каждую минуту. И только с холодной головой. С холодной…

Однако стоило завиднеться больнице, и Саша незаметно для себя стала прибавлять шагу, а в цементный полуподвал, где раздевалка, неслась уже бегом. Халат едва накинула, и наверх, наверх — в свое отделение.

«Постой, постой! Зачем ты прыгаешь через две ступеньки?» — окоротила себя Саша. Только не подчинялись ей ноги, ноги несли ее и несли.

«Вот тебе и холодная голова!» В две палаты разнесла лекарства привычно, а перед восьмой заробела. Не могла войти туда, и все. Вернулась в сестринскую, посмотрела на себя в осколок зеркала. Лицо пылало.

Не попросить ли Трушину Люсю — пусть в этой палате раздаст лекарства она? А в обед, а завтра кто за тебя это сделает? Никто не сделает. Хочешь не хочешь, а когда-то придется перебороть свою робость. Уж лучше сделай это сейчас. Иди сама. Иди.

На Сторожева не смотрела, но, странное дело, видела только его. Готовый к завтраку — умытый и выбритый, — он лежал поверх убранной постели и, прикрыв глаза, слушал музыку; крохотный, с ладонь, радиоприемничек тихонько верещал у него на груди.

Услышав, что подошла сестра, Сторожев приподнялся, кивнул Саше и снова лег. Она оставила ему таблетки на тумбочке и уже уходила, когда услышала его голос:

— Сестра!

Оглянулась, не совсем уверенная, что окликнул ее именно он. Но окликнул ее он, Сторожев.

— Подойдите, голубушка.

Не чуя ног под собой, вернулась Саша. А Сторожев быстро метнул глазами по койкам вокруг себя — плутовской такой, с искоркой взгляд.

— Не можете ли вы рискнуть?

Саша сделала движение сейчас же с готовностью ему ответить: она может пойти на любой риск, — но слов у нее в этот момент не нашлось.

— Мне очень нужна одна моя книжонка. Из тех, что где-то там у врача. Не надолго, — он еще раз оглянулся, перешел на шепот. — Не бойтесь, я буду осторожным, вот увидите… Что вы смеетесь? Я говорю глупость, да?

— Что вы, не волнуйтесь, пожалуйста… Книгу? Которую?

И он сказал которую.

«Сестра, голубушка».

Как-то очень уж хорошо он это сказал! Так не говорил ей никто. Потом слово в слово она припомнила, что и как сказал он и что ответила ему она. И снова все повторяла его это «Подойдите, голубушка». И краснела, и стыдила себя за то, что говорила не так, надо было говорить ей как-нибудь получше и поумнее, и теперь они приходили на ум, эти складные слова, да проку-то: поздно уж, поздно! Будет ли случай поговорить с ним еще?

«Подойдите, голубушка», — и не сиделось на месте. То и дело забегала в ординаторскую, весело отвечала на телефонные звонки, наполняла кислородом подушки, разносила обед.

«Сестра, голубушка», — и незачем уходить домой; сказала Таисе, что хочет работать и в ночную.

— Ага, прокатала денежки в отпуск, теперь подзаработать надо? — весело погрозила та, довольная своей проницательностью. — Асеева уходит со вторника в декретный, заступишь вместо нее.

— Только со вторника? А сегодня?..

— Сказано со вторника!