Владимир Ляленков - Сёстры Строгалевы (сборник)

— Четыре класса кончила.

— Ну вот, приходите.

— А как же с Николаем?

Начальник пожал плечами, и Клавдия наконец поняла уехал навсегда. Добежала она до своей избы или доползла? Этого она не знает. Из какого-то серого мрака, в котором было душно до невозможности, Клавдия вырвалась с трудом, когда уж лежала у себя в избе на кровати. Колени и локти были разодраны до крови, а лицо исцарапано. Возле неё дежурила Ольга. И две недели не поднималась Клавдия. Лежала, глядя в одну точку, расположенную где-то чуть выше окна, за которым темнела тайга. Если бы не сынок Вася, покончила бы она с собой. Зачем изба? Зачем окно? Зачем Ольга? Когда поднялась на ноги, два раза среди ночи уходила к Енисею, успокоившему уже на её памяти нескольких людей. И оба раза ночи были ветреные. Тайга гудела. Мутный, страшный Енисей грозно ворчал волнами, бил ими в обрывистый берег. А Клавдии мерещилась холодная спокойная постель под водой, в которой бы она ничего не чувствовала и не вспоминала. Последний раз пришла к берегу с Васей. Просидела там, покуда не посветлел горизонт и середина реки заиграла отблесками зари. Торопливо, в каком-то испуге, будто гнались за ней, убежала она, прижимая мальчика к груди, и больше к Енисею не ходила.

В это время заглянула в Строгалево из Беглова подросшая Феня. Убежала она к сёстрам тайком от стариков, запретивших ей даже близко подходить к сёстрам. Когда Феня открыла дверь в избу, Клавдия стояла на коленях перед кроватью, тёрлась лицом о подушку и голосила. Девочка закрыла дверь и в испуге помчалась обратно в Беглово. Значит, правду говорят старики, что сёстры прокляты богом и помрут в слезах…

К геологам Клавдия не показывалась, а устроилась дояркой на совхозной ферме. Года два в избу Клавдии Петровны не ступала ни одна мужская нога, кроме как стариковская.

Осень кончилась. Ожидали заморозков. Клавдия Петровна отправилась вместе с другими бабами за кедровыми шишками. Орехов уродилось много, и бабы решили на них заработать денег. В тайге Клавдия Петровна отбилась от компании и неожиданно натолкнулась на человека, лежавшего под вывернутым пнём, закутанного в тонкое рваное одеяло. Человек был без сознания, страшно худой, весь в ссадинах, но дышал. Клавдия кликнула Ольгу, и вдвоём снесли человека в избу Клавдии. Этот человек оказался рабочим из какой-то Кузьмовской экспедиции. Ушёл он шишковать да заблудился. Назвался он Анатолием Поликарповым.

Анатолий был рыжим, а лицо изъедено оспой. Пока набирался сил, всё говорил, будто ему нужно поскорей вернуться к месту работы.

— А то могут подумать, что я пропал либо сбежал, — говорил он.

Вёл себя Анатолий тихо. Возился с Васей целыми днями, и тот привязался к нему. Попозже Анатолий начал выходить во двор и копошиться в хозяйстве. Ни разу Клавдия Петровна не слышала, чтобы он выругался, как ругаются другие рабочие. А о выпивке и не заикался. Днём стучит топором, возится с вилами в хлеву. А вечером рассказывал изредка о себе. Говорил, будто он круглый сирота, что скитаться ему надоело по тайге, да не знает, где бы приткнуться. Свет от керосиновой лампы ложил на его худом лице тени под глазами и даже в ямках провалившихся щёк.

Смотрела на него Клавдия, а у самой сердце сжималось от жалости. Ни матери, ни отца не знает. И на всём свете нет у него человека родного. Девки, наверное, не ласкали его. А видно, хороший человек — хозяйство любит… Как-то сходила она к Ольге замочить четыре беличьих шкурки в чане. После работы помылась в бане и уложила Васю спать. Анатолий лежал в боковушке. Клавдия вынула из печки сушившиеся шишки, рассыпала их по рогоже, убрала волосы под платок и заглянула к постояльцу. Тот лежал на спине и глядел в потолок. Потом перевёл взгляд на остановившуюся в дверях хозяйку. И так печально смотрел на неё Поликарпов, что она не выдержала. Сбросила с головы платок, подошла к нему, присела и, проведя пальцами по густым жёстким рыжим кудрям, зашептала:

— Славный ты, тихий… Видать, судьба привела тебя сюда…

Затем прилегла рядом с ним.

— Какой холодный ты… Ну погрейся. И баб, поди, не знаешь?

Так появился у Клавдии Петровны второй муж. У вот когда родился мальчик у них, Поликарпов сам признался, что он не рабочий, а беглец из колонии. Говорил, будто это была последняя его попытка сбежать.

— Ну покаешься, и, может, простят? — спрашивала Клавдия Петровна.

— Нет, меня не простят. Я всё время убегал.

О провинности своей Поликарпов не говорил.